Думается, что
рекомендации насчёт «ста дней щажения», во время которых нельзя-де трогать
новоизбранного президента, имеют не бОльшую императивно-принудительную силу,
чем все иные утончённые пассажи этических или рыцарских кодов. Последние явно
созданы не журналистами или же написаны моими братьями по цеху скорее всего под
жёстким давлением шантажистов из сферы прикладнОй политики. Каким же
извращенным умом надо обладать, чтобы воспринимать жгучие пощёчины кнута
идентично сладости глазированного пряника или же провозглашать эгоистическую
инициативу царя как подковыристую и скользкую подсказку придворного шута…
Президент
Рузвельт, зачинщик этой не всеми понятой политической уловки, хотел внушить
избирателям, что достаточно и ста дней с момента инаугурации, чтобы оформить
стиль своего правления и при этом ещё не подмочить репутацию новой
администрации. Для журналистов его начинание не было указом. И вот с течением
времени это «царственное» бремя ответственности почему-то было по недосмотру
или намеренно переложено на плечи пишущей братии, которая, якобы, корпоративно
договорилась не трогать любого высокого избранника первые три месяца и еще
несколько денёчков подряд — даже если президент сдуру вдруг объявит неожиданно
войну или, не дай Бог, откусит ухо своему пресс-секретарю или
экспресс-секретарше.
Сам я во всяком
случае подпись под подобным обязательством никогда не ставил, а также не
являюсь членом организации или сообщества лиц, которые по недомыслию взялись бы
гарантировать вышеозначенную глупость добровольной несвободы мнений.
С момента
инаугурации Майи Санду прошёл месяц. За это время она несомненно успела изрядно
подмочить собственную репутацию, и я написал об этой беде в своих статьях,
подытоживая стиль её управления в последнем материале «О gafă la 2-3 zile – viteza de management a Mаiei Sandu» («Одна ошибка в
2-3 дня – скорость менеджмента Майи Санду»). Весь этот месяц меня не раз
упрекали за критику президента. Упрекали не столько за нарушение этического
принципа ста дней, так как эта западная условность у нас ещё не прижилась,
сколько за то, что я как «нечестивый человек, напрочь потерявший стыд и
совесть» нахожусь вне лагеря восторженных сторонников Майи. Мне ставили в укор
не тот факт, что я-де не совсем объективный беспристрастный журналист (другая
выпуклая условность, придуманная недоброжелателями журналистского цеха), а то,
что я оказался на стороне тех 40%, которые не проголосовали за Майю Санду, а
значит автоматически зачислен в категорию левацких упырей и недругов подлинно
демократических стандартов и ценностей.
Чтобы не быть
голословным, всё-таки назову несколько досточтимых членов нашего общества,
которые, не просто советовали, а использовали, мягко говоря, некоторые
непозволительные для интеллигентов приёмы полемики, которые можно наблюдать в
режиме открытого эфира разве что в вульгарном и жлобском телешоу «Дом-2».
Народный артист Ион Суручану отправил меня как почётного президента ФК «Сфынтул
Георге» на скамейку запасных игроков, заявив, что это амплуа мне отныне лучше
подходит, чем роль критика президентессы. Бывший министр телекоммуникаций (хотя
бывших не бывает) Тимофей Андрос тоже выразил уверенность в том, что моему
дарованию и перу можно было найти куда более достойное применение. А Лорина
Бэлтяну, бывший директор молдавского филиала богатейшего в мире Фонда Сороса,
удивилась моему «новому» мировоззрению и сказала, что она лучше, чем Реницэ,
знает Майю, поэтому было уместно, чтобы я уже застенчиво умолк — заткнулся.
Очевидно, наша гастарбайтерша (бывшая поэтесса заявила всем, что она зарабатывает
в Париже рукоделием) думает, что только французским гражданам первого сорта
можно развивать свои политические и другого рода убеждения, а люди третьего
мира должны жить по мировоззренческим правилам, придуманным для обслуживания
хищных запросов мировой корпоратократии.
Я, конечно, вывел
главное из советов молдавских знаменитостей, которые, к слову, не очень
отличаются от беспардонных рекомендаций политических поклонников Майи и тех
коварных троллей, которые подстерегают меня после каждого поста в соцсетях: о
президентессе нужно писать совсем по-другому, потому что она — необыкновенна до
полной неподражаемости. Однако я всё-таки не стал уподобляться «объективным»
журналистам, способным выискать в Майиной плоти, крови и манерах
позиционирования нечто особенное, незаурядное, величественное в миниатюрном…
Легко доказать, что любой великий избранник, божий или народный, уходит с трона
или из президентского дворца примерно одинаково: либо как Трамп, либо как
Мария-Антуанетта. Если случается совсем по-иному, то человечество просто
превращает очередного политического актёра в исторический мусор. Поэтому вопрос
не в том, как начала царствовать Майя Санду. Всем понятно, что она стартовала
из рук вон плохо, вяло, неуверенно и двусмысленно, более чем робко! Вопрос в
том, на что она в итоге окажется в реальности способна и как уйдёт. С этой
точки зрения, я думаю, Иону, Тимофею и Лорине понятно, что никакой
злонамеренный журналист не окажется ей преградой для служения стране и людям
Молдовы. Если Майя действительно убежденный борец за народное счастье, то
никакая критика её идей, позиций и целей не лишит госпожу Санду решимости
действовать во благо нации и всех, кто не ставит свои эгоистично-шкурные
интересы выше перспектив всеобщих.
На что мне
действительно хочется покаянно ответить и даже извиниться, так это если
действительно вдруг переборщил, чрезмерно фривольно распоряжаясь некоторыми
метафорическими образами применительно к публичной выборной персоне. В моей
статье на молдавском языке под заголовком «Ce ne—a adus «Capra» de la Bruxelles» (Что нам «Коза» привезла из Брюсселя)
спародировал я главных героев сказки Иона Крянгэ, приписывая Козе и Трём её
Козлятам политические качества президентши, элиты гражданского общества, ПДС и
президентуры. Или, если угодно, наоборот: я переделал сказку на актуальный
молдавский реалистический лад. Допускаю, что, может быть, перегнул палку
воображения, когда сравнил виртуальные контейнеры, в которых президент
перевозила для нас из Брюсселя в Кишинёв материальные и нематериальные
ценности, назвав среди прочих и естественный сосуд для хранения козьего молока.
Но как было обойти сказочную идею любови, переданную козьим посланием:
«Детушки, козлятки,/Отоприте хатку./Ваша мама пришла/ Молочка принесла,/И ещё
вам несёт/Свежей травки/Полный рот,/Чечевицы/На копытце,/Меж рогов/Пучок
цветов,/А под мышкой/Мамалыжку».
Правда,
по-молдавски это стихотворное послание звучит местами чуть грубее, чем в
переводе. К примеру, словосочетание «Молочка принесла» в оригинале — “lapte—n țâțe”, то есть дословно
«молока в сиськах». Тут кому-то привиделся прозрачный намёк, переход на
личность, хотя за это «неприличное» место несёт ответственность в первую
очередь «Popa Smântână», то есть «Поп
Сметана», как обзывали гениального молдавского сказочника и, кстати,
сепаратиста, раз о политике идет речь. Ведь не только писатели имеют право на
всяческие фигуры речи, на гиперболу в том числе, но и журналисты, которые
считают, что публицистика — литературный жанр, а настоящий журналист должен
быть искусным рассказчиком, но не страдать воспеванием скук и штампов
обыденности.
Хотел вернуться в
конце этих размышлений к этическому вопросу о ста днях сдержанности и молчания.
Такие известные, с сумасшедшим рейтингом СМИ, как Jurnal TV, TV-8 или Pro—TV (я сейчас говорю о руководстве, а не о журналистах, зарабатывающих там
свой нелегкий хлеб), так вот, кстати, названные каналы аккуратно чтут этический
кодекс и пресловутую условность воздержания от анализа и критики в адрес
новоизбранной. А что же они собираются предпринять после 100 дней деятельности
президентши? Вернутся ли они к своей предписанной западными учебниками
обязанности критиковать все ветви власти, включая, среди прочего, и нового
президента? Или поступят, как в легендарные времена «истории успеха»? То есть
поначалу попользуются поблекшим триумфом «царицы зверей», подберут у входа в её
логово остатки пищи (извините, гранты!), а когда львица споткнётся, — дадут
пинка напоследок ногой?..
Подписывайтесь
на наш Telegram-канал https://t.me/enewsmd . Много интересного: инсайды,
заявления, расследования. Много уникальной информации, которой нет у других.
