Почему власти захотели вступать в ЕС без Приднестровья?
Последнюю неделю немало копий было сломано в обсуждениях высказывания главы МИДЕИ Нику Попеску, который заявил о возможности вступления в Европейский союз только правобережной Молдовы. Большинство экспертов раскритиковало такую позицию министра, посчитав ее непродуманной и даже опасной для территориальной целостности страны. Однако спустя некоторое время с таким же мнением выступила Майя Санду, подтвердив догадку о том, что идея «евроинтеграции без реинтеграции», несмотря на все возражения, действительно рассматривается как рабочий вариант. Попробуем разобраться почему.
На несколько уже подзабытом саммите Европейского политического сообщества в Бульбоаке среди других высоких гостей был и Верховный представитель Европейского союза по иностранным делам и политике безопасности Жозеп Боррель. Отвечая на вопрос журналистов, может ли приднестровский вопрос стать препятствием для вступления республики в ЕС, он заметил, что Кипр реализовал это, имея территориальные проблемы, и Молдова тоже может это сделать. С легкой руки европейского чиновника этот концепт обрел жизнь и, как видим, пришелся по нраву молдавскому руководству.
В чем же его привлекательность? Здесь можно выделить несколько мотивов. Первый – отцепление евроинтеграции от реинтеграции позволит сконцентрировать усилия только на одном из этих треков. Модерировать два таких сложных процесса действительно может оказаться непосильной задачей в условиях не самой эффективной системы управления, испытывающей сильный дефицит кадров. При этом именно путь в ЕС представляется властям гораздо более выгодным проектом со всех точек зрения: имиджевой, экономической, электоральной и др.
Зерно истины в этом есть. Воссоединение страны только в лозунгах звучит красиво. По факту – это целый ком проблем, который предстоит решать: унификация законодательства на двух берегах Днестра, интеграция всех сфер, определение судьбы парамилитарных структур левобережья, выравнивание уровня жизни и т.д. Это потребует не только огромного бюрократического ресурса и сверхусилий всей государственной машины, но и солидных средств, которые можно найти только за рубежом. Есть еще фактор различий в менталитете, идентичности и других количественно неизмеримых, но важнейших характеристиках. Чтобы лучше понять, что представляет собой задача соединения двух частей страны, обособленно существовавших несколько десятилетий, можно обратиться к опыту Германии, где даже спустя тридцать лет есть четкое разделение на «осси» и «весси».
Второй мотив – более спорный и связан с убежденностью руководства страны, что решить приднестровский конфликт невозможно до завершения боевых действий в Украине. Проверить эту гипотезу сейчас сложно, поскольку Кишинев ни ранее, ни за последние полтора года не представил собственной модели урегулирования, которая помогла бы понять настрой всех международных акторов, участвующих в переговорном процессе.
С другой стороны, если предположить, что в уравнении приднестровского конфликта украинская переменная действительно имеет принципиальное значение, то решить его удастся нескоро. Война в Украине, очевидно, затягивается, а прогнозные оценки ее продолжительности достигают уже конца 2020-х годов и даже дальше. С такого угла зрения (если, конечно, версия властей верна), нынешняя пассивная позиция имеет право на жизнь.
Кипрская модель евроинтеграции: плюсы и минусы
Допустим, власти на самом деле бросят все силы на евроинтеграцию, временно «подморозив» приднестровское урегулирование. В таком случае ближайшим ориентиром будет Республика Кипр – единственное государство ЕС, имеющее «непогашенный» внутренний территориальный конфликт.
Главный плюс кипрской модели для Молдовы очевиден: Кипр уже почти двадцать лет находится в составе Европейского союза, наслаждаясь всеми благами от пребывания в этом привилегированном сообществе. И для этого даже не понадобилось тратить силы и средства на реинтеграцию острова. Однако если копнуть глубже, начнут проявляться существенные минусы, причем даже не только для самого Кипра, но и для Евросоюза в целом.
Конфликт на Кипре берет свое начало в 1950-1960 годах. За это время он вместил в себя вспышки этнического насилия, масштабные вооруженные столкновения с сотнями жертв, турецкое военное вторжение на остров, по сути, создавшее последующий многолетний статус-кво. На острове образовалось два де-факто независимых государства: Республика Кипр с преимущественно православным греческим населением (признана международным сообществом, за исключением Турции) и Турецкая Республика Северного Кипра, населенная в основном турками-мусульманами (признана только Турцией и больше никем). Между ними проходит разделительная линия, где действует миротворческая миссия ООН.
Интервенция Турции, которая привела к этническому размежеванию двух частей острова и спровоцировала масштабное переселение турок на его север (в том числе из самой Турции), породила огромный пласт проблем, сделавший трудно реализуемыми любые сценарии воссоединения острова. Ближе всего к этому подбирались в 2004 году, когда ООН представила план, названный в честь Генерального секретаря Кофи Аннана. Он был согласован обеими сторонами, но провалился на референдуме в греческой части Кипра (75% высказались «против») при том, что был поддержан на севере (65% «за»). Греки объясняли это несовершенством предложенной модели, которая не решала вопрос присутствия турецких войск и турок-переселенцев (и, соответственно, возвращения ими захваченной греческой собственности).
Любопытно, что, по мнению многих экспертов, одной из причин провала была концентрация Никосии на вступлении в ЕС, которая практически не уделяла внимание процессу объединения (в том числе из-за этого план Аннана мог получиться таким несбалансированным). Отчасти это подтверждает тот факт, что после присоединения к Евросоюзу (это произошло в мае, спустя неделю после неудачного референдума) РК фактически прекратила переговоры с турками-киприотами. Возобновились они лишь спустя несколько лет, и с переменной динамикой и успехами продолжаются по сей день, впрочем, ни на йоту не приблизив развязку конфликта. В целом согласие Брюсселя на принятие Кипра в одностороннем порядке, по мнению ряда политиков и исследователей, а также Турции и ТРСК сыграло решающую роль в провале объединения острова.
Для Кипра не сработала ставка и на посредничество Брюсселя, чьего влияния в теории должно было хватить для результативной работы за столом переговоров. Такие надежды сохраняются у кипрских политиков до сих пор, но, как видим, напрасно. ЕС, очевидно, не хочет участвовать в этом процессе в качестве «первой скрипки», будучи готовым играть вспомогательную роль, но не подменять собой самих греко-киприотов.
Вступление Кипра в Евросоюз без решения внутреннего территориального конфликта на острове также породило ряд долгосрочных региональных и даже геополитических проблем. Во-первых, сохраняются противоречия между Афинами и Анкарой, патронирующими свои части Кипра, провоцирующие постоянную напряженность в Восточном Средиземноморье. Во-вторых, остановилось движение Турции в Европейский союз, поскольку она, получается, не признает одну из его стран-членов. Кипр в свою очередь, используя коллективные механизмы принятия решений в ЕС, в отместку всячески торпедирует европейские инициативы по сотрудничеству с турками и в целом процесс евроинтеграции этой страны. Турция же препятствует любой кооперации Кипра с НАТО и уж тем более его присоединению к блоку. Такое положение дел оказывает негативное влияние и в целом на сотрудничество между НАТО и ЕС.
Таким образом, стоит признать, что евроинтеграция Кипра не стала катализатором его реинтеграции, а, наоборот, закрепила состояние разобщенности и неопределенности. По прошествии почти двадцати лет две части острова дальше друг от друга, чем когда-либо. Время идет, РК и ТРСК развиваются своими путями, растет разница в уровне жизни. Сейчас объединение острова потребовало бы колоссальных инвестиций, намного больших, чем в начале 2000-х. Регресс виден и в позициях сторон: к примеру, если в 2004 году турки-киприоты были согласны на создание бизональной федерации, то впоследствии начали говорить уже о конфедерации, а сейчас и ТРСК, и Турция официально заявляют, что единственная реалистичная модель урегулирования – признание Северного Кипра независимым государством.
Так есть ли у Молдовы шансы стать «вторым Кипром»?
Как видим, кипрский сценарий оказался для Евросоюза не самым удачным, обернувшись пакетом стратегических и, по сути, законсервированных проблем, непреодолимых в обозримой перспективе. Есть трудности и у самого Кипра, который, к примеру, не может присоединиться к Шенгенской зоне, не контролируя все свои границы, а также остается вне зонтика безопасности НАТО. Характерно, что некоторые европейские политики, причастные к евроинтеграции острова, ныне откровенно считают ее ошибкой, настаивая, что принятие Кипра в ЕС должно было состояться лишь после решения всех территориальных споров. И такое мнение трудно считать ошибкой.
Почему же Боррель счел эту модель приемлемой для Молдовы? Этот чиновник известен своими не самыми продуманными и дипломатичными (несмотря на должность) высказываниями, к тому же, европейская бюрократия в целом смотрит на процесс расширения ЕС более позитивно, нежели национальные государства (особенно западные), настроенные более консервативно и прагматично.
В случае Молдовы каждая страна ЕС (если к тому времени механизмы управления Союзом не изменятся) будет взвешивать все «за» и «против». И наличие у своего потенциального члена неконтролируемой территории с иностранным военным контингентом, который при этом принадлежит государству, с которым ЕС пребывает в состоянии острого политико-дипломатического конфликта, будет серьезно понижать наши шансы на положительный вердикт.
В этом ключе кейс Кипра играет скорее не на пользу, а во вред европейским перспективам Молдовы, поскольку наглядно демонстрирует все возможные негативные последствия этой модели. Вряд ли Брюссель захочет дальше размывать свой территориальный суверенитет, повторяя ситуацию с Кипром, который де-юре полностью находится в Евросоюзе, но де-факто европейское законодательство естественно не распространяется на его северную часть (при том, что все киприоты считаются гражданами ЕС).
Явно не нравится европейцам и идея переложить на их плечи груз приднестровского урегулирования, что очевидно надеются сделать наши власти. Факт того, что это абсолютно не находит понимания в Брюсселе подтверждает и критика властей в СМИ, спонсируемых западными структурами, за отсутствие до сих пор собственного плана возвращения Приднестровья.
Суммируя, можно сделать нехитрый вывод, что волей-неволей официальному Кишиневу при всем нежелании все-таки придется заниматься приднестровским вопросом параллельно выполнению условий для присоединения к ЕС. И здесь нужно будет либо представить левобережью аттрактивную модель объединения, либо официально отказаться от этого региона, либо вернуть его путем военно-полицейской операции или тотальной блокады. Ни один из этих сценариев, очевидно, руководству страны пока не очень нравится, но определяться, так или иначе, придется: вторым Кипром Молдове стать, к сожалению, вряд ли удастся.
