«Пока у них в парламенте власть выбирает себе начальников, решил
опубликовать статью про другое. Про то, что волнует нас. У них своя нунта, у
нас своя.
———————————————————-
В ожидании левой альтернативы
Кто там шагает правой?
Левой!
Левой!
Левой!
(Владимир Маяковский. Левый марш)
Парламентские выборы 11 июля дали однозначный ответ на вопрос, кто в Молдове
шагает правой. Это Партия Действие и Солидарность (PAS) во главе со своим
неформальным лидером, президентом Майей Санду. А больше у нас правой не шагает
уже никто. Бесспорной заслугой госпожи Санду является тот факт, что, став
главой государства, она сумела за какие-то семь месяцев зачистить правый фланг
молдавской политики, отправив в небытие всю шумную кампанию толпящихся там
партий и партиек, как откровенно-, так и квазиунионистских, со всем букетом их
напыщенных лидеров.
Сегодня справа есть только PAS, у которой с ее 63 мандатами вся полнота
законодательной и исполнительной власти. А больше нет никого. И это хорошо хотя
бы тем, что дает ясность. Другой вопрос, как PAS будет этой властью
распоряжаться. Время покажет. Но даже независимо от результатов ее правления
эта партия будет доминировать на правом фланге долго, как минимум столько,
сколько Майя Санду будет президентом. Надежды кое-кого из правых, что у нее
ничего не получится, что PAS провалится и можно будет занять освободившуюся
нишу, лишены даже малейших оснований. Не для того западные кураторы столько
инвестировали в нынешнюю главу молдавского государства, чтобы позволить кому-то
другому занять правую политическую нишу. Короче, в общем и целом, с молдавской
правой все понятно.
* * *
А что же молдавская левая, которая после этих выборов была отправлена в
оппозицию? В целом, с нею тоже понятно все. Точнее, почти все. Но сначала о
понятном, о непонятном скажем в самом конце.
Понятно, во-первых, что с 32 мандатами фракции ПКРМ-ПСРМ и 6 мандатами
фракции ШОР парламентская оппозиция будет играть роль мебели в зале заседаний,
ни на что повлиять она не сможет. Все эти разговоры о том, что ведь у правящей
партии нет конституционного большинства, поэтому, если она захочет поменять
Конституцию, то ей надо будет вступить в диалог с оппозицией и т.п., все это
досужие вымыслы. Хотя бы потому, что PAS незачем менять Конституцию. У
президента Майи Санду и ее партии весьма фривольное отношение к Конституции. К
тому же есть КС, члены которого, как и вообще все члены молдавского судейского
корпуса, очень хорошо умеют держать нос по ветру. Они все, как один, уже
прекрасно осознали, что ветер подул с Запада, и подул надолго. И не надо ходить
к гадалке, чтобы предвидеть, что любое решение, проголосованное фракцией PAS,
будет признано КС конституционным.
Понятно, что у депутатов от оппозиции будет возможность выдвигать инициативы,
возмущенно выступать у парламентских микрофонов, слать запросы в тот же КС,
словом, заниматься имитацией бурной деятельности. А также пользоваться всем
набором прав и привилегий, которые положены любому парламентарию. Скорее всего,
кое-кто из депутатов-оппозиционеров будет по запросу генерального прокурора
(какого именно, пока неясно, да и к затронутой теме это не имеет отношения)
лишен иммунитета, возможно даже осужден, ну так на их место придут другие из
соответствующих списков кандидатов. Но вся эта оппозиционная движуха будет
абсолютно бессмысленной. В реальности нынешняя парламентская оппозиция явится
ходячим воплощением стопроцентной политической импотенции.
Понятно, во-вторых, и другое: Майе Санду и PAS удобно и выгодно иметь именно
такую оппозицию: Владимира Воронина (позавчерашний день), Игоря Додона
(вчерашний день) и (не)примкнувшего к ним Илана Шора, фактически пребывающего в
Израиле. Уже даже неважно, вступит ли окончательно в силу приговор в отношении
Шора и он будет лишен мандата, как неважно и то, получит ли при новой власти
уголовную раскрутку история с кульком, который Костя должен был передать
Корнелу. С оппозицией, ориентированной в прошлое, любой власти, даже самой
бестолковой, не о чем беспокоиться.
Наконец, в-третьих, понятно и следующее невеселое обстоятельство: пока
политика на левом фланге, который сейчас в оппозиции, будет строится на том же
фундаменте, на каком она строилась до сих пор, ни Воронину с Додоном, ни Шору
никто не сможет составить реальную конкуренцию. И дело тут не том, что они-де в
парламенте, а потому у них преимущество перед непарламентскими партиями, хотя,
конечно, любой депутат априори находится в более выгодной позиции, чем
недепутат – уже хотя бы потому, что чаще мелькает на телеэкранах. А в чем же
дело, попробуем разобраться далее.
* * *
Нынешний левый электорат у нас отравлен популизмом. Собственно, в Молдове
популизм – политика и риторика, апеллирующая к широким массам и обещающая им
скорое и лёгкое решение острых социальных проблем, – вошел в моду с конца 1980-х
годов, когда появился Народный фронт. Национализм вообще замешан на популизме,
любой националистический политик непременно еще и популист.
Изначально популистской была и евроинтеграционная риторика, присущая правым.
Но наступил момент, когда Кишинев заключил с Брюсселем договор об ассоциации
Республики Молдова с Европейским Союзом, после которого пришло время для
реализма и прагматизма. Есть куча приложений к этому договору, так что будьте
любезны, молдаване, засучите рукава и беритесь выполнять взятые на себя
обязательства по всем этим соглашениям (то, что в этих соглашениях есть масса
неприемлемого, что все это подписывалось в свое время без серьезных
переговоров, что называется, скопом и не глядя, опять же, это другой вопрос; но
ведь есть и вещи вполне приемлемые). Популизмом тут уже не пахнет (хотя, если
иметь в виду договор об ассоциации, пока не пахло и прагматизмом).
В феврале 2001 года ПКРМ пришла к власти на волне популизма. Достаточно
вспомнить знаменитую листовку с обращением Воронина к избирателям и некоторые
из фигурировавших там обещаний (например, обещание рассмотреть вопрос о
присоединении Молдовы к Союзу Россия-Беларусь). Уже потом, став президентом,
лидер ПКРМ очень быстро отказался от популизма и занял очень прагматичную
позицию. Настолько прагматичную, что не только не стал восстанавливать колхозы,
чего от него ждал массовый левый избиратель в сельской местности, но даже
отказался подписывать так называемый Меморандум Козака. Однако, дело уже было
сделано, левый сегмент молдавского электората оказался массово инфицирован
вирусом популизма (воспользуемся и мы модной ныне терминологией).
Но если Воронин, придя в власти, повел себя, как прагматик, то Игорь Додон,
даже став президентом, даже получив в руки всю власть после отставки правительства
Санду, так и не смог соскочить с популистского конька. Четыре годы
президентства Додона стали для левого электората просто натуральной второй
волной пандемии популизма. И обещание присоединить Молдову к Таможенному союзу
России-Белоруссии-Казахстана и к ЕврАзЭС, и обещание расторгнуть договор об
ассоциации с ЕС, и многочисленные популистские законодательные инициативы,
обреченные оставаться на бумаге, и «ночные законы», проголосованные депутатами
«ШорДонэ» уже после утраты Додоном президентского кресла – все это яркие
образчики голимого популизма. И нынешний, уже поствыборный, эпизод с передачей
территории бывшего Республиканского стадиона, на которой последние полтора
десятка лет пасутся козы, – из того же популистского сериала.
И дальше депутаты фракции ПКРМ-ПСРМ будут заниматься ровно тем же самым,
потому что ничего другого они делать не умеют. А, значит, левого избирателя
накроет третья волна означенной пандемии.
* * *
Но популизм – не единственный компонент, на котором замешан фундамент
молдавской политики – что у левых, что у правых – пока и те, и другие пребывают
в оппозиции. Вторым компонентом, намертво скрепляющим этот «железобетон»,
является ненависть.
Разумеется, нельзя утверждать, чтобы сами политические лидеры, за редким
исключением, все поголовно ненавидели бы друг друга. В личных отношениях они
очень часто вполне ладят, даже если находятся в разных лагерях. Ненависть к
оппонентам транслируется ими вниз – тем сегментам электората, которые их
поддерживают. Можно сказать, что она является составной частью идеологии у
большинства молдавских партий. Если говорить об «успешных» партиях, которые
проходят в парламент, так практически у всех.
Примеров того, как на протяжении тридцатилетней истории Республики Молдова
политические акторы посылали обществу сигналы ненависти, можно привести немало.
Началось с ненависти к тем, кто говорит на русском языке, с ненависти к бывшей
коммунистической номенклатуре (к той ее части, которая не успела или не
захотела перекрашиваться), затем пошла ненависть к сепаратистам, которым, в
свою очередь, их лидеры транслировали ненависть к молдаванам, затем к румынам.
Затем наступил черед ненависти к аграриям, пока их власть не рухнула. На
протяжении длительного времени фронтистам положено было ненавидеть коммунистов
– и наоборот (что не мешало порой наблюдать, особенно на местном уровне,
переток отдельных кадров от одних к другим). Затем надолго наступило время
ненависти на геополитической почве. Те, кто хотят быть с условным Западом,
ненавидят тех, кто хочет оставаться ближе к условному Востоку, – и наоборот. В
последние годы у тех, кто наоборот, добавилась ненависть к диаспоре.
Мы как-то даже свыклись с тем, что молдавская политика без ненависти
невозможна. Электорату Санду положено ненавидеть Додона с Ворониным. Электорату
ПКРМ-ПСРМ – ненавидеть Майю Санду. Электорату Шора – ненавидеть всех
перечисленных. И ладно бы это касалось одной лишь политики. Но, к сожалению,
стараниями тех же политиков ненависть перешла и на культуру. Так, у очень
многих сограждан ненависть к Румынии и румынскому языку уже 30 лет мешает
освоить этот язык, владеть им свободно. (Свобода ведь строится на любви, а не
на «правах» и не на «законе», который есть насилие. Тем более не построишь
свободу на ненависти). Про ненависть к русскому языку уже упомянул.
Как со всем этим жить дальше? Это вопрос, и это непонятно. Сейчас мяч на
половине поля власти, поэтому многое будет зависеть от того, сумеют ли Майя
Санду и PAS отказаться от популистской и ненавистнической риторики деления
людей на «хороших» и «плохих», на «своих» и «чужих». Сейчас они власть, поэтому
обязаны суметь.
Отмечу лишь, что в своё время, обладая всей полнотой власти, Владимир
Воронин отказаться от этого порочного деления не сумел. Как не сумел стать
президентом для всех и Игорь Додон.
* * *
Но вернемся к перспективе левого движения. К тому, что сегодня относится к
сфере непонятного. И зададимся вопросом: а возможно ли в принципе на
вышеописанном электоральном фундаменте не просто появление, но утверждение и
закрепление современной оппозиционной левой партии (блока партий), избегающей
популизма и ненависти, и стремящейся проводить содержательную и прагматичную
политику? Ведь объективно – в бедной стране, с колоссальным социальным
расслоением, с вопиющей несправедливостью на каждом шагу, с социальной
незащищенностью подавляющей массы населения – такая политическая сила ой как
нужна!
Причем появится она может только вне парламента, потому что левая оппозиция
в парламенте – с ней всё понятно. И конкурировать с ней по части популизма
бессмысленно.
Молдова – страна маленькая, к тому же с серьезными
социально-демографическими проблемами, вызванными оттоком активного населения
за рубеж. Людей, готовых сегодня заниматься политикой, тем более
содержательной, в ней очень немного. На левом фланге их вообще – раз-два и
обчелся. Минувшая кампания показала, что такие люди есть, во-первых, в
Гражданском Конгрессе и, во-вторых, в Нашей Партии.
Почему я поместил сначала Гражданский Конгресс, хотя по результатам
голосования 11 июля следовало бы начать с Нашей Партии? Потому что, если иметь
ввиду, что задачей для левой альтернативы должна стать выработка «вакцины»
против популизма и ненависти, которыми массово инфицирован сегодня левый
электорат, то к решению этой задачи сегодня в большей степени готовы в
Гражданском Конгрессе. И не потому, что в Нашей Партии нет людей, способных
творчески мыслить – а такая задача требует творческого подхода, – а по совсем
другой причине.
После неудачного выступления на парламентских выборах в этом политическом
формировании наступил кризис. Он был ожидаем, поскольку, как и абсолютное
большинство молдавских партий, Наша Партия строилась в опоре на фигуру лидера –
Ренато Усатого. Представить ее без Усатого невозможно, на нем и только на нем
держится ее политическая идентичность. А сегодня самому Усатому предстоит
решить нелегкую задачу – заниматься ли ему и дальше молдавской политикой, и если
заниматься, то как?
Тема коррупции перешла к новой власти, с ней в этом конкурировать
бесполезно. На одном популизме, да на благотворительности, да на инвестировании
собственных средств в Бельцы далеко не уедешь. Нужна была еще ненависть к Майе
Санду, а ненависти не было, поэтому, когда дошло до политики, Бельцы отдали
Ренато Усатому лишь третье место. (У того же Шора, кроме благотворительности,
ненависть к правым присутствовала неизменно, потому его партия и отдыхает в
парламенте). Словом, насколько могу судить, Усатому сегодня не до «вакцины».
Кстати, пока непонятно, получится ли что-то в этом плане и у Гражданского
Конгресса. С левой альтернативой в молдавской политике пока вообще ничего не
понятно.
* * *
Начал с Маяковского, а в конце вспомнился Чехов, пусть и по-другому, в форме
вопроса: увидим ли мы небо в алмазах? Хотя бы один алмаз на сумрачном
молдавском политическом небе? Хотелось бы верить», пишет Виктор Жосу.
