постоянной тревоге, и, быть может, для того, чтобы оправдать эту свою робость,
свое отвращение к настоящему, он всегда хвалил прошлое и то, чего никогда не
было; и древние языки, которые он преподавал, были для него, в сущности, те же
калоши и зонтик, куда он прятался от действительной жизни», – так описывает
своего героя рассказчик.
Сегодняшняя кишиневская власть тоже переполнена разными
фобиями, существует в какой-то своей отдельной башне, окружила себя оболочкой,
футляром. Действительность тоже раздражает и пугает эту власть, и от
настоящего, какое оно есть на самом деле, эти люди пытаются искать убежище в
будущем, которое они рисуют для себя в виде прекрасной мечты о европейской
интеграции.
Последний по времени страх, который проявился у этой власти
– гагаузофобия. Ни один из руководителей Молдовы не нашел в себе даже не
смелости, а элементарного здравого смысла и уважения к своим законным
обязанностям, чтобы посетить инаугурацию башкана Гагаузии. В качестве оправдания
своего бойкота этой церемонии они говорят, что новый глава автономии был
поддержан на выборах «криминальной группировкой» –партией Шора, которая
объявлена вне закона Конституционным судом. Но речь в данном случае идет не о
личных отношениях граждан Майи Санду, Игоря Гросу или Дорина Речана с
гражданкой Евгенией Гуцул, а о взаимодействии государственных институтов –
администрации президента, парламента, правительства, с одной стороны, и
исполкома Гагаузии во главе с башканом, с другой. Государственные учреждения,
кто бы ими ни руководил, должны между собой общаться и взаимодействовать.
Кроме того, выборы башкана Гагаузии признаны в установленном
законом порядке. Гуцул приведена к присяге и приступила к исполнению своих
обязанностей. Между прочим, глава автономии является членом правительства
Молдовы по должности, и президент, если следовать букве закона, должна издать
соответствующий указ о назначении башкана членом кабинета министров.
Гуцул остается легальным руководителем автономии до тех пор,
пока суды, опять же, в установленном законом порядке, не снимут ее с этой
должности. А если ее вообще не снимут, центральная власть так и будет ее
игнорировать до бесконечности, как будто башкана в природе не существует, и
этот «гагаузский призрак» просто привиделся кому-то в Кишиневе?
До нынешнего острого приступа гагаузофобии кишиневская
«власть в футляре» отметилась и «приднестровофобией» – категорическим
нежеланием общаться с де-факто властями Тирасполя, вести диалог с
приднестровской администрацией, не говоря уж о том, чтобы хоть на йоту
продвинуться в переговорах по урегулированию этого «замороженного конфликта».
Прискорбные примеры других государств показывают, что в
реальной жизни такие конфликты имеют свойство неожиданно «размораживаться» и
возвращаться в «горячую фазу». Или бывает так, что какое-то государство, по
факту, окончательно утрачивает такие территории, хотя на бумаге, по
международному праву, они могут по-прежнему считаться частью этих государств.
Видимо, о таких неприятных вариантах развития событий кишиневские власти просто
не думают, чтобы лишний раз не расстраиваться.
За таким отношением к Приднестровью тоже скрывается фобия
— страх пойти на честный диалог с людьми, которые тебе не нравятся, страх
договориться как-то «не так», наперекор мнению своих влиятельных внешних
партнеров. Чем такой изоляционизм отличается от беликовского «Как бы чего не
вышло»?
Еще один постоянный спутник этой власти – русофобия,
которая в последнее время, особенно с момента получения Молдовой статуса
кандидата в члены Европейского Союза, проявляется в стремлении практически
полностью обрубить все связи как с Россией, так и с СНГ. В Кишиневе убеждены,
что ничего хорошего от России ждать не приходится, и одна лишь мысль о том, что
придется о чем-то разговаривать с Москвой, приводит молдавских руководителей в
ступор.
Нежелание общаться не только с «неправильными» политиками,
но и с целыми регионами и большими общественными группами, которые кажутся им
чужими, можно объяснить страхом этой власти жить совместно с людьми, которых
эта власть воспринимает как чужаков. Поскольку и такие граждане — тоже часть
народа, в некотором смысле, можно говорить о «народофобии» власти, о
ее неспособности сосуществовать с самим населением, проживающим на той
территории, которой эта власть как бы руководит.
В основе же всего лежит то, что можно назвать «правдофобией» –
нежелание воспринимать действительность такой, какая она есть, и поддерживать
взаимоуважительные отношения с людьми, даже если они тебе не нравятся.
Государственная власть должна быть властью для всех, а не только для тех, кто
ей подходит по принципу личных симпатий и лояльности.
Не удивительно, что при всех тех фобиях, которые порождает у
действующей власти молдавская действительность, эти политики так любят
прятаться от этой неприятной реальности за границей – в ЕС, США, Румынии, на
Западе в целом.
Западные партнеры эту власть только восхваляют и
поддерживают. Когда к тебе в Бульбоаку приезжают полсотни иностранцев, которые
поют тебе дифирамбы и безоговорочно одобряют все, что ты говоришь и делаешь, –
это ли не счастье? Была бы их воля, они бы сделали такую «Бульбоаку» вечной.
Увы, местная реальность не такая гламурная и очаровательная,
как евросаммиты в винодельне за высоким забором. Потому и прячется эта власть в
своем футляре.
Дмитрий Чубашенко
