Лайза Дженова — американская писательница и нейробиолог. Она получила образование в области нейропсихологии и степень по нейробиологии в Гарвардском университете. Преподавала нейроанатомию в Гарвардской медицинской школе и других учебных заведениях. По ее роману «Навеки Элис» снят фильм «Все еще Элис» с Джулианной Мур, получившей за эту роль «Оскар». Только что на русский язык перевели ее книгу «Как работает память. Наука помнить и искусство забывать». Ниже мы публикуем фрагмент текста.
Секундочку. Я потратила много времени, чтобы продемонстрировать «поистине феноменальные» способности нашего мозга запоминать все эмоционально окрашенное, неожиданное, имеющее смысл и повторяющееся. Но теперь я утверждаю, что ваши воспоминания о том, что случилось, ошибочны.
Оба эти утверждения верны. Следите за моей мыслью. Понимание того, как и почему наша эпизодическая память совершает ошибки, странным образом успокаивает. На каждом этапе в процессе своего формирования — кодирование, консолидация, хранение и извлечение — память о происходивших событиях уязвима перед искажениями и неточностями.
Начнем с того, что процесс формирования воспоминания запускается только для того, на что мы обращаем внимание. Поскольку мы не можем фокусировать внимание на всем, что каждую секунду происходит вокруг нас, то кодируем и впоследствии запоминаем лишь определенные фрагменты происходящего. Эти фрагменты будут содержать только те подробности, которые соответствуют нашим склонностям и вызвали интерес.
Таким образом, мои воспоминания о рождественском утре будут отличаться от того, что помнит мой сын, но ни его, ни моя память не хранят полной картины — всей правды, если можно так выразиться. С самого начала наша эпизодическая память неполна.
Вы можете подумать, что те подробности, которые вы заметили и сохранили в памяти, будут точными — даже если они неполные. Вовсе нет. Воспринимайте свои эпизодические воспоминания как наивных дошкольников, которые безоговорочно верят в каждую поющую принцессу и гигантскую двуногую мышь из парка развлечений Disney World. Они доверчивы и готовы сотрудничать.
Формирующиеся воспоминания чрезвычайно уязвимы перед творческим редактированием, особенно в период — продолжительностью несколько часов, дней или даже больше, — когда эти воспоминания консолидируются, прежде чем закрепиться в долговременной памяти.
В процессе консолидации эпизодической памяти ваш мозг похож на эксцентричного шеф-повара. Пока он смешивает ингредиенты того, на что вы обратили внимание, формируя воспоминание о событии, рецепт может меняться, зачастую существенно, в результате добавлений или изъятий, зависящих от воображения, взглядов или допущений. На рецепт также могут влиять мечты, информация, которую вы прочли или услышали, фильм, фотография, ваше эмоциональное состояние, воспоминания другого человека или даже просто предположение.
После передачи в долговременную память воспоминания о событиях тоже не защищены от изменений. Надолго предоставленные самим себе, они со временем могут разрушаться. Физические связи между нейронами могут в буквальном смысле уменьшаться и исчезать, и в результате стирается часть или даже вся память о том или ином событии.
Каждый раз, когда мы извлекаем сохраненное воспоминание о том, что произошло, то с большой вероятностью меняем его. Как описывалось выше, при извлечении воспоминаний о событии мы реконструируем историю, а не проигрываем видеозапись. Память — это не стенограмма судебного заседания, в точности зафиксировавшая все сказанное участниками процесса.
Вспоминая то или иное событие, мы обычно берем лишь те немногие подробности, которые сохранили в памяти. Мы пропускаем фрагменты, заново интерпретируем их, искажаем с учетом новой информации, контекста и перспективы, доступных теперь, но недоступных тогда. Мы часто придумываем новые подробности, нередко неточные, заполняя пробелы в своих воспоминаниях, чтобы рассказ выглядел более полным и приятным. На воспоминания о прошлом также влияют чувства, испытываемые в настоящем. Сегодняшняя точка зрения и эмоциональное состояние окрашивают память о том, что произошло в прошлом году. Таким образом, обращаясь к эпизодической памяти, мы часто изменяем воспоминания.
И тогда происходит нечто интересное. Мы заново консолидируем и храним уже эту измененную информацию в памяти версии 2.0, а не оригинал. Повторная консолидация информации в эпизодической памяти подобна нажатию кнопки СОХРАНИТЬ в текстовом редакторе Microsoft Word. Любые сделанные нами изменения сохраняются в нейронных цепях этой памяти. Предыдущая версия воспоминаний, которую мы только что извлекли, стирается. Обращаясь к эпизодической памяти, мы каждый раз переписываем информацию и в следующий раз, вспоминая об этом событии, извлекаем уже новую, исправленную версию.
Нетрудно представить, что после нескольких обращений к любому фрагменту информации в эпизодической памяти он может несколько отличаться от оригинала. Воспоминания о том, что произошло, в сравнении с реальными событиями напоминают игру «Испорченный телефон», где после нескольких последовательных передач шепотом первоначальная фраза искажается иногда до неузнаваемости. Подобно тому, как в игре «мадонна» в конечном итоге превращается в «Марадону», воспоминания, которыми вы делитесь с друзьями и родственниками, не являются точными записями того, что происходило на самом деле.
Насколько неточной может быть наша память? Попробуем понять, как возникают ошибки. Во-первых, с помощью наводящих вопросов мозг можно обмануть, убедив, что он помнит то, чему на самом деле мы не были свидетелями. В нескольких экспериментах исследователи предлагали участникам вымышленную информацию, пытаясь определить, можно ли исказить память или создать ложную. Ученые рассказывали полностью выдуманные истории о том или ином автобиографическом событии, утверждая, что узнали их от родителей или родственников испытуемого.
Помните, как вы летали на воздушном шаре? Помните, как в шестилетнем возрасте вы потерялись в торговом центре? Помните, как на свадьбе кузины вы пролили красный пунш на платье невесты? Исследователи задавали подобные вопросы о событиях, которых не было, а затем показывали созданные в фотошопе фотографии и сообщали дополнительные подробности, тоже полностью выдуманные. Как испытуемые реагировали на эти вымышленные рассказы? От 25 до 50 процентов людей, участвовавших в этих исследованиях, утверждали, что помнят подробности событий, которых никогда не было.
Я помню тот полет на воздушном шаре. На мне был красный костюмчик. Я был с мамой и младшим братом. Сталкиваясь с наводящими вопросами, наша эпизодическая память ведет себя так же, как дошкольники в Disney World, — она готова поверить во что угодно.
В другом эксперименте исследователи просили участников поделиться своими воспоминаниями о видеозаписи падения угнанного террористами самолета, который потерпел катастрофу в Пенсильвании 11 сентября 2001 года. С людьми беседовали, а затем давали им анкету, чтобы проверить, что они помнят. 13 процентов подробно описывали видео во время собеседования, а 33 процента сообщали о тех или иных воспоминаниях в анкете. Но 100 процентов этих воспоминаний были ложными. У нас есть запись крушения самолетов в Нью-Йорке и Вашингтоне 11 сентября 2001 года, но не существует кадров падения самолета на поле в Пенсильвании. Участники эксперимента были убеждены, что помнят подробности видеозаписи, которой не существует в природе.
Эпизодическая память становится уязвимой для внешнего влияния каждый раз, когда мы извлекаем из нее воспоминания, и поэтому ложная информация может проникать в нее, когда мы что-то вспоминаем, искажая память о пережитом. Язык — самое частое и эффективное средство доставки ложной информации в эпизодическую память; это слова, которые используем мы сами и другие люди.
В одной из моих любимых классических работ из этой области два исследователя показывали людям видеозапись автомобильной аварии, чтобы у всех участников эксперимента была одинаковая оригинальная память об увиденном. Затем испытуемым задавали один из следующих вопросов:
• Насколько быстро, по вашему мнению, двигались машины, когда они врезались друг в друга?
• Насколько быстро, по вашему мнению, двигались машины, когда они столкнулись друг с другом?
• Насколько быстро, по вашему мнению, двигались машины, когда они ударились друг о друга?
• Насколько быстро, по вашему мнению, двигались машины, когда они стукнули друг друга?
• Насколько быстро, по вашему мнению, двигались машины, когда они задели друг друга?
Память о скорости машин на видеозаписи столкновения в значительной степени зависела от того, какой глагол использовался в вопросе, — то есть от замены всего лишь одного слова.
Участники эксперимента, слышавшие слово «врезались», вспоминали, что автомобили двигались со скоростью в среднем на десять миль в час (16 километров в час) больше, чем те, кто слышал слово «задели». Люди так реконструировали воспоминания о том, что произошло, чтобы они соответствовали интенсивности предложенного глагола, встраивая это изменение в свою память в процессе извлечения информации.
В похожем исследовании трем группам испытуемых показывали видеозапись столкновения нескольких машин.
• Первую группу спросили: «Насколько быстро двигались машины, когда они врезались друг в друга?»
• Вторую группу спросили: «Насколько быстро двигались машины, когда они столкнулись друг с другом?»
• Третьей группе не предлагали оценить скорость автомобилей.
Неделю спустя всем участникам эксперимента задали вопрос:
• Вы заметили на видео разбитое стекло?
Разбитое стекло вспомнили 32 процента тех, кому задавали вопрос: «Насколько быстро двигались машины, когда они врезались друг в друга?» Из группы, которую спрашивали: «Насколько быстро двигались машины, когда они столкнулись друг с другом?» — разбитое стекло вспомнили только 14 процентов, столько же, сколько из группы, которую не просили оценить скорость автомобилей. Вероятно, вы уже догадались, что никакого разбитого стекла на видео не было. То есть все, кто его вспоминал, вспоминали то, чего на самом деле не видели.
Поскольку эпизодической памятью очень легко манипулировать с помощью построения фраз и сбивающих с толку вопросов, нам бы не хотелось опираться на нее в таких важных вопросах, как приговор суда и тюремное заключение, правда? Почти половина американцев убеждены, что свидетельских показаний — а значит, памяти — одного свидетеля достаточно для осуждения обвиняемого.
В сентябре 2019 года в Соединенных Штатах с помощью тестов ДНК были оправданы и освобождены от наказания 365 невинно осужденных людей. Из них приблизительно 75 процентов были признаны виновными на основе показаний свидетелей.
Таким образом, воспоминания свидетелей были ложными.
