Одним из главных
итогов событий стала отставка бывшего президента страны Нурсултана Назарбаева с
последнего официального поста, который он сохранял за собой. Назарбаев
был бессменным президентом Казахстана на протяжении 30 лет и лишь в 2019 году
уступил этот пост Касым-Жомарту Токаеву, сохранив при этом существенное влияние
на политику страны.
Такой ход
Назарбаева повлиял не только на Казахстан — о возможном транзите власти по
аналогичному сценарию, при котором многолетний лидер государства формально
уходит на второй план, но фактически продолжает контролировать ситуацию,
политологи заговорили и в России.
Однако во время январских протестов Токаев объявил об
отставке Назарбаева с поста главы Совета безопасности Казахстана — последней
официальной должности, которая оставалась у бывшего президента. Новым главой
Совбеза стал сам Токаев.
Вскоре после
этого ситуацию удалось стабилизировать за счет ввода в страну войск Организации
договора о коллективной безопасности (ОДКБ) — структуры, созданной на
постсоветском пространстве еще 30 лет назад, но до этого момента не принимавшей
сколько-либо существенного участия в конфликтах на его территории. При
этом, как считают обозреватели, ключевую роль и в решении ввести в Казахстан
войска ОДКБ, и в дальнейшем урегулировании ситуации сыграла Россия.
Несмотря на то,
что беспорядки в Казахстане уже сходят на нет, сами по себе события,
развернувшиеся в стране, и способы их урегулирования поднимают несколько
серьезных вопросов: например, можно ли говорить об усилении ОДКБ, вырастет ли
влияние Москвы на Казахстан и можно ли забыть о казахстанском сценарии транзита
власти для России.
Русская служба Би-би-си задала эти
вопросы главному редактору журнала «Россия в глобальной политике» Федору Лукьянову и политологам Татьяне Становой и Аркадию Дубнову.
Можно ли говорить об
усилении ОДКБ? Как ситуация в Казахстане отразится на внешней политике России?
Федор Лукьянов:
Конечно, можно говорить об усилении позиций России на
постсоветском и евразийском пространстве. Россия продемонстрировала способность
очень быстро и эффективно реагировать и напомнила, что на этой территории
другого эффективного актора в сфере безопасности нет. Россия в очередной раз
показала, что она обладает эффективным инструментарием в военно-силовой сфере.
ОДКБ впервые послужил реальным политическим инструментом,
потому что на протяжении многих лет полагали, что это больше символический
альянс. Теперь же выяснилось, что какую-то роль он может играть по крайней мере
как средство легитимаций определенных действий на этом пространстве. Конечно,
это оказывает не прямое, но опосредованное влияние на отношения — с США, в
частности.
Татьяна Становая:
Я бы не стала преувеличивать значение ОДКБ — скорее речь
идет о попытке России нарастить влияние на постсоветском пространстве с
использованием инструмента ОДКБ.
То есть ОДКБ — не
самоцель. Это инструмент, который можно использовать в очень
ограниченном виде, потому что у всех партнеров по этому договору разные
интересы.
В 2010 году была идея использовать силы ОДКБ для
стабилизации ситуации в Киргизии, но Россия не пошла на это, потому что против
этого решения был Узбекистан. В 2020 году Армения очень хотела ввода сил ОДКБ в
Нагорный Карабах, но против этого был Азербайджан. То есть этот инструмент
сложно использовать в полную силу.
С другой стороны,
в нынешней ситуации так совпало, что России и всем было очень удобно
воспользоваться этим инструментом. Думаю, что особенно со стороны
западных журналистов есть просто попытки преувеличить значимость ОДКБ, но мы
больше тут говорим об амбициях и интересах России.
Происходит смена логики и приоритетов России в том, как она
реагирует на события в постсоветских странах. Если бы то, что произошло
Казахстане, случилось года два назад, никакого ввода [вооруженных] сил бы не
было. А сейчас Россия, так как вся ее и внутренняя и внешняя политика завязаны
на стратегической безопасности, острее реагирует на риски дестабилизации в
соседних странах — отсюда и более жесткая реакция.
Конечно, эта
тенденция на участие силовиков в принятии решений в самом широком смысле будет
наращиваться.
Аркадий Дубнов:
ОДКБ перестает быть бумажным тигром, демонстрирует свою
готовность и решимость быть вовлеченным в упреждение драматических и
хаотических беспорядков на территории зоны ответственности. Конечно, речь идет
не столько об ОДКБ, сколько о ее ядерной части — России.
ОДКБ — достаточно удобная вещь, поскольку применение
российских военных сил в этом формате не требует разрешения Совета Федерации,
достаточно скоординированного решения глав государств.
Самое главное,
что Россия таким образом показывает свою готовность отвечать за стабильность,
безопасность и порядок — то есть все эти категории в понимании Кремля. Москва
возвращается к своей роли гаранта стабильности и главного ответственного в
ситуации на постсоветском пространстве, хотя и в ограниченном формате. Сегодня
это было достаточно явно продемонстрировано.
Кейс Казахстана показывает, что теперь любая угроза
стабильности стран ОДКБ будет характеризоваться как внешняя, даже если она
вызвана внутренними причинами: то ли социально-экономическими, то ли схваткой
между элитами, то ли попыткой устроить переворот. Всегда найдется способ
указать на внешний след, что и было сделано в Казахстане.
Насколько возрастет российское влияние на
Казахстан и СНГ?
Федор Лукьянов:
Сейчас начался новый этап выстраивания отношений России с
постсоветскими странами. Мы это видели полтора года назад в Армении по
отношению к событиям, к которым Россия изначально никакого отношения не имела.
Но зависимость Армении от России резко выросла, и Армения оказалась в
положении, когда она вынуждена полагаться только на Россию и деваться ей больше
некуда.
Сейчас в
Казахстане другая ситуация — там нет внешней угрозы, есть угроза стабильности
государственности вообще. Но все равно Россия становится основным
партнером. Это несколько неожиданно, потому что считалось, что Казахстан —
очень устойчивая государственная конструкция, что это состоявшееся и
благополучное государство.
Я думаю, что это не последний [подобный] эпизод на
территории бывшего СССР — мы видим уже несколько лет, как одна за другой страны
испытывают серьезные внутренние кризисы.
Татьяна Становая:
У России очень простая логика — либо национальные власти
справляются [со своими кризисами сами] и мы лезть не будем, потому что нам
нужны стабильные партнеры, либо, если они не справляются, то в этом случае в
глазах Кремля это становится площадкой для вмешательства внешних сил.
Они так много говорят о внешних силах не потому, что
спекулируют, а потому что уверены, что внешние игроки действительно хотят
воспользоваться кризисом, чтобы использовать его как фактор для давления на
Россию и для ее ослабления. Поэтому в их понимании, если национальный режим не
справляется с кризисом, то Россия должна на себя взять ответственность и
стабилизировать ситуацию.
Именно в
Казахстане, думаю, Москве все равно на кого ставить, но Москве важно
институционально устроить такую систему, где не было бы беспорядков.
Аркадий Дубнов:
Будущая зависимость Казахстана от России может иметь
качественный или умозрительный характер, но она очевидна. Решения руководства
Казахстана, связанные с ориентацией на внешние центры силы — США, Евросоюз,
Китай, Турцию — будут приниматься с учетом того, как к этому может отнестись
Москва.
Другое дело, что в Казахстане понимают, что не желают быть
Южной Осетией или Абхазией. Казахстан чреват внутренними потрясениями
национально-патриотического характера, когда не только молодежь, но и элиты не
будут счастливы от того, что Москва становится таким руководящим органом или
патроном.
Но в Москве это
прекрасно понимают, будут стараться принимать правила игры и давать Токаеву
сохранить лицо. Он это продемонстрировал в своем «Твиттере»,
сказав, что миротворческие силы не задержатся надолго, может быть, даже уйдут
через неделю. Конечно, через неделю никто не уйдет, этому всегда будет найдено
оправдание, но счет может идти на месяцы.
Что эта ситуация
говорит об успешности сценария казахстанского транзита?
Федор Лукьянов:
Сценарий казахстанского транзита оказался совсем не таким
удачным, как казалось вначале. Во многом это случилось из-за того, что он затянулся
и не все внутренние игроки были с ним согласны. Хотя на словах все его
поддерживали, внутренняя борьба за эпоху после Назарбаева продолжалась.
Конечно, это усугубило многие процессы.
Тут важно, что
прошла эпоха, когда власть могла меняться под воздействием внешних сил только в
одну сторону — в сторону падения существующих режимов и установления новых. Это
было во время «Арабской весны» и в ряде постсоветских стран.
Видимо, эта эпоха закончилась. Теперь как минимум в двух
случаях, в Белоруссии и Казахстане, мы видим, что попытки использования
массового недовольства для смены режима наталкиваются, во-первых, на жесткую
позицию самого режима, который не идет на уступки и повышает ставки, и,
во-вторых, на силы, на которые режимы могут опереться — на Россию.
Выясняется, что это меняет картину: казалось, что
авторитарный режим на определенной фазе обречен на потрясения и падение, но
сейчас это уже так не выглядит. Для многих стран этой части мира это важный
урок, поскольку авторитарные режимы там существуют практически везде. И им
важно понимать, как себя вести в ситуации кризиса и на кого опираться.
Татьяна Становая:
Думаю, у Путина есть изначальная установка — нельзя
ослаблять институт президента. Казахстанский сценарий был построен на том,
чтобы поставить слабого преемника, медленно передавать ему полномочия. Путин
считал, что эта ситуация с двоевластием очень опасна, и то, что случилось, для
него только подтверждение тому, что эта схема очень опасна для стабильности и
безопасности. Если бы Назарбаев не пошел на такой вариант транзита, мы бы не
видели всего, что мы видели в последние дни.
Аркадий Дубнов:
В Казахстане произошла попытка контрпереворота со стороны
назарбаевской части элиты, стремившейся устранить Токаева — либо загасить его
самостоятельные стремления к власти.
Я бы обратил внимание, что на последнем заседании ОДКБ все
деликатно не упоминали имя Назарбаева. Это говорит о том, что есть установка на
сохранение Назарбаева как главного символа суверенного Казахстана, как атрибута
этой формы государства.
Ставить под
сомнение удачность этого транзита чрезвычайно опасно, поэтому никто на саммите
не старался обозначать проблему транзита и того, что произошло. Говорили
о чем угодно: о бандитах, спящих ячейках, исламистском подполье, о том, как
прекрасно сработало ОДКБ, но по сути ничего не было сказано о том, что же
конкретно угрожало Казахстану.
И это говорит о
том, что есть желание сохранить характеристику государства Назарбаева в том,
что эта государственность должна быть передана по наследству. Токаев —
это маркер успешности назарбаевского государства, если он удержится, то тогда
будет признано, что это просто временное искривление в правильной политике.
В Москве к такому
роду сценария транзита теперь будут относиться чрезвычайно осторожно. Путин
уже обжегся 10 лет назад, предложив такой а-ля транзит медведевского типа, и
вряд ли ему это понравилось. Поэтому он будет тщательно оберегать свое право на
власть, уверяя что иначе стране грозит распад и все самые плохие сценарии.
Когда-то решение придется принимать, но теперь оно кажется все более и более
отдаленным.
