«Наши
дети плачут не переставая и не могут заснуть, а еды у нас нет, —
говорит Абдул Вахаб. — Приходится идти в аптеку, брать там таблетки — и
давать их детям».
Абдул
живет на окраине Герата, третьего по величине города страны, в одном из
тысяч маленьких глинобитных домиков, возникших там за последние
десятилетия и заполненных людьми, которые бежали от войны и стихийных
бедствий.
Мы
спрашиваем Абдула и еще около десяти мужчин, собравшихся вокруг нас,
кому из них тоже приходилось давать детям успокоительное, чтобы те могли
уснуть. «Многие, многие из нас», — отвечают они.
Гулям Хазрат засовывает руку в карман и вытаскивает оттуда упаковку
таблеток. Это алпразолам — транквилизатор, который обычно прописывают
при нервных расстройствах.
У Гуляма шестеро детей, младшему из них всего год. «Но я даже ему даю эти таблетки», — говорит он.
Другие
показывают упаковки эсциталопрама и серлифта, которые, по их словам,
они тоже дают детям. Эти препараты обычно применяются для лечения
депрессии и подавления чувства тревожности.
По
словам врачей, если давать эти препараты детям, страдающим от
недоедания, лекарства могут повредить печень и вызвать множество иных
проблем — от хронической усталости до нарушения сна и расстройства
поведения.
В
местной аптеке мы обнаружили, что за 10 афгани (около 10 американских
центов) можно приобрести пять таблеток транквилизатора. Столько же стоит
кусок хлеба.
В
большинстве семей, в которых мы побывали, люди живут только на хлебе.
Одна женщина рассказала нам, что на завтрак они едят сухой хлеб, а на
ужин размачивают его в воде.
Как отмечает ООН, на наших глазах в Афганистане разворачивается гуманитарная катастрофа.
Большинство мужчин из пригородов Герата занимаются поденной работой, и такую трудную жизнь они ведут уже не первый год.
Однако
когда в августе к власти в стране пришли талибы, их новое правительство
никто не стал признавать и приток иностранных средств в Афганистан был
заморожен. Это вызвало экономический крах, в результате которого
большинство мужчин осталось практически без работы.
Аммару двадцать с небольшим, он в самом расцвете сил (ну или по крайней мере был до операции).
«У
меня просто не было иного выхода, — говорит он. — Я услышал, что в
местной клинике можно было продать почку. Я пошел туда и сказал, что
хочу это сделать. Через несколько недель меня пригласили в эту больницу.
Они сделали анализы, а потом вкололи мне что-то, от чего я потерял
сознание. Было страшно, но у меня не было выхода».
Продажа
органов — для Афганистана явление не новое. Это происходило и до
прихода к власти талибов. Но сейчас, даже сделав такой болезненный
выбор, люди обнаруживают, что все равно не в состоянии сводить концы с
концами.
В
пустом холодном доме мы встретились с молодой матерью, которая семь
месяцев назад тоже продала свою почку. И им тоже нужно было вернуть долг
— деньги, взятые на покупку отары овец. Овцы погибли при наводнении
пару лет назад, и семья лишилась источника дохода. 240 тыс. афгани
(около 2700 долларов), которые женщина получила за почку, оказалось
недостаточно.
«Теперь
нас вынуждают продать нашу двухлетнюю дочь. Люди, у которых мы заняли
деньги, каждый день давят на нас, требуют, чтобы мы отдали им дочь, если
не можем расплатиться с долгом, — говорит эта женщина. «Мне ужасно
стыдно, — вторит ее муж, — иногда мне кажется, что лучше умереть, чем
жить вот так».
Истории о продаже дочерей мы слышали неоднократно.
«Я
продал свою пятилетнюю дочь за 100 тысяч афгани», — говорит Низамуддин.
Это, насколько мы слышали, меньше половины стоимости почки. Мужчина
сильно прикусывает губу, его глаза наполняются слезами.
Голод лишает людей достоинства, с которым они жили всю свою жизнь.
«Мы
понимаем, что поступаем против законов ислама, что ставим под угрозу
жизни наших детей, но другого выхода нет», — говорит один из местных
старейшин Абдул Гафар.
Между
тем, сами афганцы признавались нам, что чувствуют себя брошенными на
произвол судьбы и правительством талибов, и международным сообществом.
Голод
— это медленный и тихий убийца, его последствия становятся заметны не
сразу. И пока мир отвернулся от Афганистана, настоящие масштабы кризиса
так и могут остаться неизвестными, потому что подсчеты вести просто
некому.
