«Много защитников появилось у врача, который оскорбил
пациентку за то, что она поздоровалась с ним по-русски, и даже заявил о своей
готовности расстрелять ее.
Говорят, что это единичный случай. Но это не так, я писала
несколько лет назад о том, как меня просто вытолкал за дверь врач за то, что
обратилась к нему по-русски. И помню, как глава нашего так называемого
антидискриминационного ведомства оскорбился, когда я написала об этом в
социальных сетях, а его личку «замусорили» ссылками.
И да, поддержка в социальных сетях помогла мне тогда
справиться со стрессом, это действительно мерзко, когда ты слаб, идешь за
помощью, а тебя просто уничтожают, потому что и здоровый человек не всегда
может противостоять агрессии, а больные люди эмоционально более уязвимы.
Конечно, безнаказанность плодит таких моральных уродов. И
безграмотность, поощряемая властью, которая переписывает историю.
Мало кто знает (а кое-кто намеренно вычеркивает эту
страницу), что вся молдавская медицина вышла из второго Ленинградского
мединститута, который в полном составе, вместе с оборудованием был направлен в
Кишинев в 1945 году, после освобождения республики», пишет Астахова.
«Именно на базе Ленинградского института был создан
кишиневский мед, и вся молдавская медицина начиналась с работы русских врачей.
Но почему-то об этом не написано на мемориальных табличках, и в истории
института вымарали эту информацию.
Никто не задумыввется о том, каких жертв это стоило
Ленинграду после блокады, после неимоверных лишений, когда врачи не стояли в
очереди на должность и не платили, как у нас, за диплом. Когда врачей было
крайне мало, и в них нуждались в самом Ленинграде, но они приехали сюда спасать
людей — тех, кто остался.
Так сложилось, что мне пришлось в юности проходить лечение в
Ленинграде, в Военно-медицинской академии мне сделали три операции. Причем
приняли меня, девочку, приехавшую из Кишинева, безо всякого блата и денег (а
это было время, когда госпитали были переполнены ребятами из Афганистана),
просто потому что в Кишиневе мне поставили неправильный диагноз и как вариант
моего спасения предложили ампутировать ноги.
На всю жизнь у меня осталось преклонение перед военными
хирургами, их самоотверженностью, их знаниями, тем, как они сутками работали в
госпитале. Одна картина врезалась мне в память — во время карантина из-за
гриппа, в приемные часы у входа в госпиталь стояла женщина и передавала
передачу своему мужу — анестезиологу, который уже которые сутки не выходил из
больницы, так как было много операций.
И еще одна картина из прошлого. Мы жили на окраине Кишинева,
наш дом был практически в поле. И вот однажды я вижу, как к нашему дому по
пыльной дороге мчится вереница черных волг. Это было нереально — к нашему
бедному домику на отшибе подкатили космические в тех местах, блестящие на
солнце черные автомобили, из которых стали выходить люди в военной форме — для
меня они все были генералы. Это были военные врачи, которые приехали вместе с
начальником отделения Клиники Военно-медицинской Академии Сергеем Борисовым (он
делал мне одну из операций), оказавшись в Кишиневе по службе, он заехал
посмотреть, как его пациентка себя чувствует. Подчеркну — простая девочка из
простой семьи. Что просто нереально сегодня в нашей прекрасной европейской
Молдове», отметила журналистка.
«А его пациентка уже несколько десятилетий может ходить и
даже жива до сих пор.
С тех пор я видела много врачей в своей жизни, и хороших, и
прекрасных. Но врачи Военно-медицинской академии остаются для меня на
недосягаемом пьедестале.
И да, это все к вопросу о высоком призвании врача. Имеет ли
к этому отношение язык, на котором говорит пациент?» — подытожила Ирина
Астахова.
Подписывайтесь на наш
Telegram-канал https://t.me/enewsmd
Много интересного:
инсайды, заявления, расследования. Много уникальной информации, которой нет у
других.
