Адвокат и правозащитник Анна Урсаки получила известность благодаря защите жертв политически мотивированных уголовных преследований. С октября 2016 года против Урсаки была развернута информационная кампания дискредитации, в результате чего пострадала не только адвокат, но также ее родственники и соратники, передаёт eNews со ссылкой на vedomosti.md.
Международная общественность выразила обеспокоенность в связи с уголовным преследованием Анны Урсаки, связав его с общим ухудшением ситуации с правами человека в Молдове. 11 октября 2016 года 21 депутат ПАСЕ подписал декларацию, в которой осуждаются уголовные преследования по политическим мотивам ряда лиц в Молдове, чьи интересы защищает Урсаки. Международные реакции дополнили ряд критических заявлений депутатов Европарламента, докладчика по правам человека при ООН, комиссаров по правам человека, ряда известных правозащитных организаций, таких, как «AmnestyInternational».
Сейчас Анна Урсаки живет в ЕС, откуда продолжает юридическую и правозащитную деятельность.
Бермудский треугольник правосудия
— Сегодня немногие юристы отважатся дать интервью газете. У одних рыльце в пушку, другие боятся преследования. Поскольку волею судьбы вы оказались вне системы — можете объяснить, почему деньги, выделенные Молдове на реформу юстиции, до сих пор не заработали? Что стало фактором дискредитации евроустремлений Молдовы?
— Реформа юстиции в Молдове – фикция. Это ощутила не только я, не только многие мои коллеги, по политическим мотивам выдавленные из страны, но и очень-очень многие другие. Провал реформы – это полный провал тех министров юстиции, которые вели реформу с 2011 года. Ситуация усугубилась после 2014 года, когда минюст захватили Демпартия и ее лидер Влад Плахотнюк. В дело пошли взятки, шантаж, угрозы — все то, что кардинально отличает здоровые принципы отправления правосудия от мафиозных.
Один из важных моментов, отмеченных в европейских отчетах, который не позволит реформу юстиции протолкнуть хотя бы на бумаге: по сей день из состава Высшего совета магистратуры не были удалены генеральный прокурор и министр юстиции. В противовес всем демократическим правовым нормам, в противовес требованиям ЕС, который давал нам деньги на эти реформы, власть решила оставить их в составе ВСМ и тем самым парализовала его деятельность.
Есть треугольник в отправлении правосудия: прокурор, адвокат, судья. Эти стороны треугольника по закону не должны встречаться в одной плоскости. А генпрокурор совместил свою должность обвинителя с должностью главы организации, которая заведует судебными делами! То же с министром юстиции. Пока эти две должности будут политически заняты людьми, удобными власти, и даже формально не будут исключены, мы не можем говорить о реформе юстиции.
Псевдооптимисты наверняка расскажут вам про то, что где-то были отремонтированы судебные залы, появились компьютеры, супермикрофоны, возможность записывать заседания по скайпу. Все это пыль в глаза: принципы отправления правосудия нарушаются так, что ничто спасти сам процесс не может.
Пока процесс, который должен быть открытым, будет закрытым, пока адвокат не может получить доступ к подзащитному, пока прессе отказано в доступе к открытой информации, пока судьи за свою некомпетентность и откровенное нарушение закона публично будут поощряться и повышаться в должностях за выполнение политических заказов – никакое прекрасно отремонтированное здание, никакая техника не спасут положение вещей.
Шор неподкупен?
— Можете с ходу назвать пять основных очень серьезных нарушений в молдавском судопроизводстве?
— Прежде всего, это отказ в доступе к правосудию: в массовом порядке не угодные политической элите иски отклоняются по формальным основаниям, и людям не дают право защитить тот или иной поднятый вопрос в суде.
Свежий пример — обжалование Григорием Петренко сертификата о неподкупности Илана Шора. На этих выборах создана ситуация, когда чистый с точки зрения закона, с чистой репутацией кандидат в депутаты получает точно такой же сертификат, что и Шор, нечистый с точки зрения закона и с нечистой репутацией. Потому что после 2015 года, когда стало известно о краже миллиарда, имя Шора упоминалось в различных отчетах и выводах, к которым приходили как внутри страны, так и за рубежом. Его имя тесно связано с коррупционными скандалами в нашей стране. Этот человек лично свидетельствовал о том, что давал взятки высокопоставленным лицам. Если Шора не посадили после доноса на Филата как взяткодателя — это не означает, что он неподкупен.
И вот истцу Петренко судья дважды отказала в приеме этого иска по абсурдной причине. Цель – чтобы Петренко потерял время, обжалуя юридический нонсенс, и вышел за пределы срока выборов. Пока сертификат о неподкупности Шора в силе – он может участвовать в выборах, а остановить этот процесс можно только иском, но иск не принят.
Другой пример отказа доступа к правосудию в уголовном праве. Когда лица, которые жалуются или вносят определенную информацию уголовного характера на власть имущих, либо свидетельствуют против Плахотнюка и против людей, которые работают с ним (а это дела о контрабанде, незаконном трафике людей, хищении крупных средств, о ландромате), их показания не принимаются на уровне следствия (прокуратура и полиция делают так, чтобы человек не смог зарегистрировать заявление) либо полностью отклоняются и не заслушиваются в суде, хотя являются частью ходатайства стороны, которая заинтересована в том, чтобы эти показания появились.
Почему защиту не допускают к процессу
— Нарушение номер два в судопроизводстве?
— Нарушение права на защиту — серьезнейшее нарушение. В последнее время адвокаты, которые успешно защищают людей, попавших в жернова политического заказа, мешают власть имущим выполнять быстро этот заказ, иначе говоря, достигать своих целей путем запугивания, смещения с должности, получения каких-то показаний, какой-то выгоды, вынуждая человека уехать, исчезнуть, продать или отдать свой бизнес, сняться с политической гонкии т.д.. И адвоката начинают устранять.
Это выражается, в первую очередь, в том, что очень часто адвокатов не допускают к процессу. Для этого судьи и прокуроры выдумывают абсолютно абсурдные вещи. В последнее время стали требовать у адвокатов подтверждение личной подписи у человека, который находится в заключении, и это — прежде, чем адвокат смог с ним встретиться. Как адвокат может взять подпись у человека, к которому зайти не смог? А зайти к нему, чтобы взять подпись, он не может, потому что у него нет его подписи.
На адвокатов начали давить, чтобы они стали раскрывать условия договора о юридической помощи, который всегда является конфиденциальным. Если адвокат не идет на сотрудничество — судья, полицейский, прокурор делают все, чтобы он не смог нормально работать с подзащитным.
Другая форма нарушения права на защиту – когда препятствуют работе адвоката в суде вплоть до запрета на вход в зал суда. Это было как в делах Филата и Платона, так и в делах, связанных с политическими преследованиями, когда нужно провести заседание очень быстро. Судья делает вид, что ничего не видит и не слышит, а многочисленный отряд людей в масках и касках в коридоре адвоката в зал не пускает.
В деле группы Петренко я впервые наблюдала еще один трюк. Когда судье заявляешь отвод, фактически вотум недоверия, он должен направить этот протест другому судье, который рассмотрит объективность отвода: либо отклонит, либо примет. Но у нас, как правило, отводы отклоняются, и судья возвращается на свое место. В случае Петренко судьи отказывались рассматривать отводы против самих себя: просто брали заявление и объявляли: заседание продолжается, мы никуда не будем отправлять отвод, потому что – внимание! – у нас нет на это времени, нам нужно до конкретного числа процесс завершить!
Это откровенное признание факта политического преследования – под диктофонную запись, которая велась в зале суда! И такое бесстыдное признание впервые произошло в деле Петренко, затем это стало нормой в деле Платона, в деле Филата, в других делах. Абсолютно циничное признание в неких своих обязательствах перед кем-то!
Манипулирование сроками
— Серьезное нарушение номер три в судопроизводстве — это…
— Возможно рассмотрение дела в разумные сроки, но этим понятием ловко пользуются коррумпированные судьи, манипулируя назначаемыми сроками заседаний.
Для того, чтобы покончить с Платоном и не дать ему возможности появляться в судах, не позволять хотя бы выкрикнуть что-либо неугодное Плахотнюку в коридоре суда, назначают по пять заседаний в неделю — каждый рабочий день. А по делу Шора, наоборот, заседание откладывается каждый раз на четыре месяца. Приговор первой инстанции по его делу с государственного языка на удобный подсудимому язык переводился восемь месяцев, а ведь можно было перевести менее чем за неделю.
Откровенное затягивание и невозможность препятствовать этому затягиванию в таких делах, как дело Шора, — одно из серьезных нарушений. Если бы дело Шора было рассмотрено в разумные сроки, он бы не баллотировался бесстыдно в депутаты, а было бы судебное решение.
Перевод – только для Шора
— Переводчик в суде – пародия, катастрофа, многие об этом говорят. Почему право человека на то, чтобы ему донесли суть процесса на понятном ему языке, постоянно нарушается?
— Первая причина — низкий профессионализм переводчиков. Люди уходят из судебной системы. На фоне жирующих в своих дворцах судей бедствуют секретари судов и технические сотрудники, получая мизерные зарплаты. Квалифицированные переводчики не спешат устраиваться на такую должность, и так на конкретного человека перекладывается проблема судебной системы.
У государства выторговываются миллионы на то, чтобы назначить пожизненные пенсии и пособия судьям с небезупречной репутацией, которых следовало уволить. И в то же время государство в тех языковых регионах, где это абсолютно необходимо, не имеет в судах нормальных переводчиков. Это – серьезное правонарушение.
«Ты почему в суде так одет? Ты бы лучше привыкал к ватнику и валенкам»
— И еще одно весьма серьезное нарушение. Судьи стали позволять себе выходить за пределы полномочий дела. Как ГПК, так и УПК обязывают судей находиться в рамках своей компетенции. То есть процесс является состязательным, обе стороны равны в правах и высказывают свои позиции. Судья не должен принимать чью-то сторону, не должен показывать сторонам, какое решение намерен вынести, тем более он не может угрожать. У нас же бывали случаи, когда судья напрямую говорил: ты почему так одет, ты бы лучше привыкал к ватнику и валенкам.
Эта шутка стала основанием для отвода, который, конечно же, не приняли, хотя было ясно, что судья заранее вынес решение. То же самое было в деле Петренко, когда в ответ на ходатайства судья говорила: я не буду их рассматривать, это бесполезно, мне сегодня нужно вынести решение.
В предвзятости можно обвинить и судью Бердилэ, аннулировавшую выборы мэра Кишинева. Она явно была на стороне просителя, это прослеживалось четко.
Почему судья должен получать то, что недодали моим родителям, учителям, моему врачу?
— Что вы думаете о безумно высоких зарплатах судей и их желании находиться в должности пожизненно?
— Борьба за сверхзарплаты и пожизненное назначение была всегда. Я еще помню те времена, когда судьи отдавались своей профессии целиком и полностью, проводя на работе все свободное время, задерживаясь порой до ночи, чтобы написать развернутые судебные решения. Была бы у меня возможность устанавливать зарплаты — таким людям дала бы то, что они действительно заслуживают. Я не вижу проблемы в том, чтобы судьи получали достойные зарплаты — как и врачи, учителя. Я вижу проблему в том, что высокие зарплаты получают люди некомпетентные, которые по результатам квалификационных экзаменов получили 5-6 баллов из 10 – и пошли на повышение, в то время как судья с девятью баллами никуда не прошел.
То же самое с пенсией. В последнее время судебную систему покинули очень многие судьи, которые выполнили до конца все поставленные перед ними политические задачи и решили сохранить хоть часть своей репутации, вовремя уйти. Однако тот факт, что сегодня они не служат Плахотнюку, а на их месте другие «слуги», не лишает их ответственности за абсурдные решения, которые они вынесли в 2014-2016 годах. Это решения о снятии партий с выборов без весомых аргументов, нарушение презумпции невиновности, сотни незаконных арестов, которые привели Молдову к финансовому коллапсу с точки зрения выплат по искам в ЕСПЧ. Люди выигрывают у государства большие деньги за то, что судьи по заказным делам закрывали невиновных и держали больных в тюрьме.
Я против назначения определенным категориям судей баснословных пенсий: они замараны в заказных и других делах, где людям и государству был нанесен серьезный ущерб, это дела «Аромы плюс», «ВЕМ», процесс по нацбанку, дела о магазинах дьюти-фри Шора, дела корпораций, где выгодополучателями были власть предержащие. Мы знаем этих судей поименно — страна у нас маленькая.
И после этого ушедший на отдых судья вознагражден неслыханной пенсией? Это несправедливо. У меня родители получают мизерную пенсию. И я задаюсь вопросом: почему судья, ответственный за то, что в стране происходят такие вещи, судья, который не смог навести порядок, а поспособствовал беззаконию и хаосу, должен получать то, что государство недодало моим родителям, учителям, моему семейному врачу?
Учитывая очевидность очень многих судебных решений и очевидность финала, роль адвоката — нулевая
— В обществе сложилось мнение, что адвокат сегодня – посредник между судом и преступником, поскольку все вопросы в суде решаются с конвертами в руках. Это так?
— Я уже два года не нахожусь в адвокатской среде, это вопрос, скорее, к ныне работающим коллегам. Но хочу заметить: слабая роль адвоката в процессе – проблема давняя. И не только потому, что адвокат воспринимается как носитель конвертов. Учитывая очевидность очень многих судебных решений и очевидность финала, роль адвоката нулевая.
Он может говорить что угодно. Он может быть суперподготовлен и приводить колоссальные аргументы. Но его просто не заслушают. Более того, могут унизить, заставить замолчать, как очень часто уже случалось тогда, когда доводы адвокатов противоречили интересам власти.
От уголовных дел на адвокатов – к угрозам убить
— Более того, адвокатов запугивают. Эдуарда Руденко, например, моего коллегу, которого изначально запугали уголовными делами, предложив закрыть их дела, если он публично откажется защищать меня в процессе по выдаче разрешения на арест. И после отказа отомстили: возбудили против Руденко еще одно уголовное дело. Сказали, что так будет всякий раз, когда он будет отказывать власть имущим.
Сегодня на Руденко заведены, если не ошибаюсь, четыре дела. Можно себе представить, сколько этот человек сопротивлялся, отказывался быть прислужником власти. И не только он. Многих других моих коллег просто вынудили уйти из политических процессов, а тех, кого не смогли вынудить, просто выдворили. Адвоката Ивана Крецу незаконно приговорили к четырем годам лишения свободы — это один из последних адвокатов, который работал с Вячеславом Платоном и имел от него очень серьезную информацию. У Крецу были серьезные доказательства, поступившие к нему из других стран, о причастности Шора к краже миллиарда и схеме «ландромата». Крецу за границей и заявил по скайпу, что ему угрожают убийством. А как работается адвокатам, оставшимся в Молдове?
Крецу получил информацию о том, что определенными структурами в Молдове была выплачена сумма денег для выезда лиц за границу для поиска и устранения там неугодных держателей информации. Если политическое преследование по политическим мотивам становится невозможным, потому что за последние годы Интерпол отказывается сотрудничать с Молдовой практически по всем делам (по делу Ренато Усатого был отказ, в моем случае – отказ, Петренко получил политубежище, и т.д. и т.п.), то есть когда достать не могут политической рукой, есть альтернатива: каждый из тех, кто проживает за границей, не будет чувствовать себя вполне в безопасности даже находясь в европейских развитых странах хотя бы потому, что из Молдовы был дан сигнал: вы — на мушке! То, что ничего пока не случилось, не радует. Угроза есть, она должна караться, — а она воспринимается как норма. И как после адвокату вести себя в сложном процессе?
Я, наверное, не стала бы осуждать своих коллег в Молдове, которые предпочитают быть потише, помягче либо вообще не участвовать в политических делах. Молдова скатывается к ситуации в Азербайджане, где из адвокатской коллегии в 8 тысяч защитников сегодня осталось восемь (это указано в официальных отчетах), которые защищают клиентов в политических делах. Остальные отвергают любые гонорары. У нас тоже адвокатов, способных работать с любыми рисками для себя, осталось считанное количество после таких случаев, как мой, как Ивана Крецу, как других, точно так же преследуемых. Это Евгений Тэут, Вячеслав Цуркан, Максим Белинский.
Сегодня право быть ярким адвокатом в Молдове может быть сопряжено с риском для жизни и свободы. Каждый выбирает, учитывая безопасность свою и семьи.
Сам себе адвокат? Нет!
— Почему раньше человек мог на суде защищаться сам, а теперь обязательно нужен адвокат?
— С реформой 2012 года я полностью согласна, если честно. Поверьте, целью не было дать заработать адвокатам. Законодательство претерпело серьезные изменения в силу требований международных законов, особенно процессуальное, оно сложно для понимания людьми без юридического образования.
Кажется, что человек может защищаться сам либо привлечь родственника по доверенности, но юридически это недопустимо. Интерпретация законов, поведение сторон в процессе – все это постигается за пять лет в вузе и да года практики. Это как в медицине. Полевая медсестра или медбрат могут быть иногда гораздо более квалифицироваными, но операцию всегда доверят только врачу.
33 сребренника – «чертова такса» государственному адвокату
— С 1 марта государственным адвокатам поднимают ставку гонорара до 20-30 лей, в более сложных делах до 150. Ваша реакция на это?
— Пусть на меня обидятся государственные адвокаты, но я бы посоветовала эту прибавку дать им в виде 33 лей, чтобы просматривались те самые 33 сребренника. Более бездарного и бесполезного института, нежели государственная адвокатура, не существует. И это тоже часть провалившейся реформы.
Изначально реформа виделась как поэтапная, она включала и улучшение состояния дел в госзащите. Целью было, чтобы у нас появились яркие адвокаты. Допустим, такие, как Наталья Молошан, которую я уважаю. Адвокаты, которые бы самоотверженно боролись по делам, где человек не может ни бэнуца заплатить. Молошан, всецело отдаваясь работе, делала то, чего не делал ни один платный адвокат.
Большая благодарность должна быть – но я воздержусь и в этом случае — высказана тем адвокатам, которые работают с инвалидами, с социально уязвимыми слоями населения. Но все хорошее полностью обнуляется присутствием госзащитников в таких процессах, где они нежелательны. Человек от них отказывается, а они все равно приходят, и происходит легитимизация преступных действий судей и прокуроров.
Адвокат за 33 лея не будет спорить с судьей и прокурором. Ему важно, чтобы часы в суде скорее пробежали. Это страшно! В деле Петренко были случаи назначения всем семерым ребятам из группы семерых бесплатных адвокатов – на случай, если вдруг выбранные защитники «сорвут» процесс. Потому что срывом процесса считалось приглашение прессы, евродепутатов – все то, что мешает судьям комфортно закончить дело.
Участники процесса Петренко выходили в коридор и дружно не пускали этих адвокатов, открыто говоря: мы вас не хотим, при журналистах, наблюдателях посольств, которые конспектировали и фотографировали все это. Я помню немецкую делегацию – она была в шоке как от самого процесса, так и от этих адвокатов, которые поработали локтями и заняли свое место за адвокатским столом — потому что у них за час была эта чертова такса.
Что делать? Люстрировать!
— Можно ли сломать эту коррумпированную судебную систему? Есть ли в обществе такие силы?
— Только люстрация. Да, звучит жестко, очень многим не нравится, и потому люди, предлагающие люстрацию, «за бортом» политической деятельности. Все предпочтут более дипломатичного и сговорчивого политика.
Тем не менее, у нас все так запущено, что помочь может только люстрация. Это даст четкий сигнал новым судьям и прокурорам: дадите слабину – ваша противозаконная деятельность может стать предметом наказания, как уголовного, так и гражданского, морального, дисциплинарного, репутационного. Потому что судьи в последнее время настолько цинично нарушают клятву, что наказывать таких людей нужно только путем изгнания из системы навсегда.
А профессионалы есть. Есть молодые юристы, есть кузница кадров. Есть очень много живущих за рубежом молодых людей, получивших международное образование и желающих вернуться: здесь родители, любовь всей жизни, еще какие-то завязки. Но они не могут здесь работать по причине невыносимой обстановки в стране, из-за невостребованности системой. Кто-то учился на одни десятки – но его место занимает чей-то племянник, учившийся на двойки. С этим можно покончить только тогда, когда новая власть единодушно решит люстрировать всех, кто повинен в серьезных нарушениях прав человека и принципов верховенства закона.
