Кишиневцы простились с писателем 2 сентября в холле театра имени Еминеску. При этом генеральный директор национального театра Петру Хадыркэ произнес очень своеобразное надгробное слово.
«Сначала Ион Друцэ титаническим трудом, с самоотдачей, с решимостью, но и с любовью к родной земле, создал свои произведения.
Затем, с той же решимостью, упорством, борьбой с системой, с цензурой, эти произведения возвысили его.
Потом он скатился как Фауст до того, что почти отменил все что создал.
Но вот время расставило все по своим местам — человек со своими грехами превращается в прах, а его творчество, с его самыми ценными чертами, останется жить».
Во второй половине дня пройдут похороны в Сорокском районе, на территории памятника «Свеча Благодарения»…
«Была только середина апреля, а Кишинев уже шелестел свежей листвой. Весна взорвалась за какие-нибудь два-три дня, и началом этого взрыва послужил немыслимо ранний для Молдавии дождь. Он пошел ночью с десятого на одиннадцатое апреля и лил до самого белого дня, и грохотал гром, сверкали молнии по всему небу, а к утру на город накатила весна».
Это из романа о любви «Запах спелой айвы». Помню девушку, у которой волосы пряно пахли спелой айвой. Ее звали Жанет. А главного героя…
Я общаюсь по телефону со своим московским приятелем, много лет назад закончившим кишиневский политех, и он подсказывает: «А главного героя звали Хория».
Останови сегодня любого студента политеха – и вряд ли узнаешь, что он читал Друцэ. Поколение «Тик Ток». А наше — стройотрядовцев и сборщиков винограда — на его произведениях выросло.
Романы «Бремя нашей доброты», «Листья грусти», «Белая церковь» отличал легкий слог, спокойное повествование, знакомые, запоминающиеся образы. Я до сих пор помню «разбросанные под деревом спелые и ароматные абрикосы в сонный полдень, над которыми звонко жужжали осы»(«Запах спелой айвы»), а еще — неповторимый аромат мамалыги в кафе «Золотой початок»: «Он (Хория. — Авт.) жадно вдыхал в себя запах распаренной кукурузной муки, запах детства, запах милой родины. Вспомнил, что недавно где-то вычитал забавное утверждение о том, что фасоль помогла болгарам пережить многовековое турецкое иго. Он подумал, что если у каждого народа есть такое блюдо-союзник, блюдо — друг и товарищ, то у молдаван это мамалыга. Мы много хвастаем своими садами и виноградниками, мечтаем завалить страну яблоками, залить ее вином, но в трудные для народа времена нашим предкам помогала выжить не кружка с вином и не ящик с яблоками, а эта скромная мамалыга».
А вот картинка из детства: маленький круглый стол на коротких ножках во дворе дома в родной теленештской деревне, набегавшаяся за день детвора из одной большой миски уплетает борщ с мамалыгой. Хлеба испечь было некому: бабушку положили в больницу. Но какую вкусную мамалыгу сварил дед!
Сегодня мамалыгу подают в ресторанах, угощают приезжих. Но часто ли за знатным застольем царит та искренняя дружеская атмосфера, которую описал Друцэ? Разве «друг и товарищ» сегодня мамалыга, разве «союзник»? Нет-нет да и вспыхнут разговоры за столом о политике, войне, языке. И уже мамалыга в горло не лезет.
Вспомнилось: «Язык – это интимная часть твоего национального дома. Какое в доме взаимопонимание – так и живешь». Это тоже Друцэ, которого в один из его приездов на родину втянули в дискуссию о названии языка. «Молдавский язык – мать, румынский – ее дочь». Точнее не скажешь. Но ведь интерпретируют! И вот уже вместо тишины у гроба и скромного погребения, как просил Друцэ в своем завещании, льют воду на колесо предвыборной кампании. Победа любой ценой!
Даже в соболезновании семье писателя президент Майя Санду не удержалась, чтобы с ноткой русофобии не уточнить: «Ион Друцэ был посланником Молдовы в мире, когда наш язык и культура подвергались гонениям дома». Именно поэтому Друцэ уехал в Москву и стал писать по-русски?
Много в заупокойных речах было сказано о патриотизме Друцэ. Но сколько оттенков, домыслов, конъюнктурной интерпретации! А правда – она рядом. «Писатель находится там, где ему комфортно пишется», — говорит Друцэ. Именно там, в столице огромной страны окончательно раскрылся его дар, он получил заслуженное признание. Его переводили на десятки языков, его пьесы ставили на самых престижных сценах.
Сколько раз Ион Пантелеевич, приезжая в Молдову, присматривался: может, время вернуться? И не возвращался. Здесь – некомфортно. Как некомфортно было и Эмилю Лотяну, Светлане Тома, Надежде Чепраге. «Какое в доме взаимопонимание – так и живешь», а Друцэ не хотел жить в доме, где вместо того, чтобы объединять, язык, эта «интимная часть твоего национального дома», людей разъединяет.
И этот язык еще постоянно лжет. Если Ион Друцэ – «национальное достояние», «гениальный писатель», как о нем сейчас говорят (а не будь выборов — говорили бы?), то почему к его 95-летию 3 сентября ни от кого не было поздравлений – ни от президента страны, ни от премьера, ни от министра культуры, ни от союза писателей? Выходит, Друцэ не заслужил ничего, кроме скромной литературной премии?
В отличие от другого известного молдавского «москвича», писатель не требовал почестей, переименований при его жизни улицы, не менял шапки в зависимости от политических ветров, не требовал снести памятники. Вручив писателю орден Богдана Основателя в 2009 году, к 80-летию, президент Владимир Воронин отметил: «Вы — единственный из живущих соотечественников, кто действительно заслуживает этой награды. Как великий Писатель, Гражданин и великий Человек».
Интересно, что Ион Друцэ был первым в череде награжденных орденом сразу после его учреждения. Позже он был вручен Владимиру Курбету, Еве Гудумак, Леониду Талмачу, Виктору Пушкашу. Власть этот факт награждения замалчивает: не вписывается коммунист Воронин в миф о якобы создании коммунистами невыносимых условий для творческой интеллигенции. А не стыдно ли, что за годы независимости Молдова не родила ни одного писателя или поэта уровня Друцэ? Может, некомфортно сегодня творить?
В дни траура все подряд упоминали об инициативе возведения в Сороках памятника анонимному поэту «Свеча Благодарения», возле которого писатель завещал себя похоронить. Но никто не упомянул «прораба» этой стройки Воронина. О том, как поднималась «Свеча», рассказывается в книге его воспоминаний, изданной в 2021 году. Фотография «Свечи» — на обложке.
Воронина с Друцэ связывали многолетние отношения: он принимал его в президентской резиденции, возил по стране. Не напоказ поздравил с 95-летием: «Я часто вспоминаю наши с Вами встречи, долгие и задушевные разговоры о судьбах Молдовы. Я рад тому, что сумел воплотить Вашу мечту, и сегодня на высоком берегу Днестра стоит поистине народный памятник – «Свеча Благодарения». Это самое малое, что может сделать народ своему гению».
Земляки, читатели согрели сердце писателя и в последний его приезд в Кишинев осенью 2020 года. Друцэ посетил театр Эминеску, где шла его пьеса «Каса маре». Зрители и артисты подходили за автографом и просто пообщаться. Писатель был счастлив. А вот среди чиновников желающих поприветствовать московского гостя не нашлось.
«Выше любой победы стоит мир». Так говорил писатель устами своего героя в романе «Белая церковь». Звучит как завещание. Но, похоже, цена этого мира очень высока. Трудные времена настали. Мы уже не зовем, как прежде, друзей к себе в дом. Все чаще в кафе или куда-нибудь на природу. А за разговорами о политике и о войне всегда ли расстаемся друзьями?
Все лето в Кишиневе не было дождей. То и дело небо грозилось разразиться очистительным ливнем. И каждый раз словно кто-то там наверху вбирал всю, до капельки, влагу обратно. Видно, не заслужили мы дождя…
Мария БУИНЧУК
