Всё это — новости последних нескольких месяцев. Между тем мы уже почти тридцать лет живем в мире без Курта Кобейна — а он до сих пор остается иконой, ньюсмейкером и властителем душ, отчетливой тенью нависая над следующими за ним поколениями музыкантов, от Radiohead до Imagine Dragons, от Майли Сайрус до Ланы Дель Рей, от американских рэперов до русских рокеров (в частности, участников группы «Би-2», несколько лет назад придумавших проект под названием «Куртки Кобейна»).
Прежде чем добровольно отправиться в лучший мир, Кобейн записал со своей группой всего три полноценных альбома, и каждый из них (в первую очередь, конечно, Nevermind) стал такой же энциклопедией тинейджерского самоедства, как вышедший за несколько десятилетий до этого роман Сэлинджера «Над пропастью во ржи». В крайне туманных, надо признать, выражениях Кобейн пел о смерти, одиночестве, отчужденности и боли, причем боль в его случае была не просто фигурой речи. Именно боль определяла его сознание: Курт с ранней юности и до конца своих дней мучился от постоянных резей в животе; иногда они становились такими сильными, что он падал в обморок. Даже в своем знаменитом предсмертном письме Кобейн упомянул о «горящем желудке».
После того как осенью 1991 года клип Smells Like Teen Spirit попал в тяжелую ротацию MTV, Курт проснулся пророком для миллионов юных нонконформистов по всему миру (глядящих на этот самый мир как на вражеский редут). Его безрадостная биография исключала любые подозрения в неискренности: Кобейн вырос в депрессивном одноэтажном городке Абердин, который всем сердцем ненавидел (что, впрочем, не мешает его жителям отмечать каждое 20 февраля День Курта Кобейна). В девять лет пережил развод родителей, в четырнадцать увлекся наркотиками, сбегал из дома, ночевал где придется, работал уборщиком, косил газоны и мыл посуду. Имел неприятности с полицией. Очень комплексовал из-за собственной тщедушности и надевал по несколько слоев одежды, чтобы казаться крупнее. Эту привычку, кстати, Курт сохранил, даже став звездой, — и тем самым положил начало гранжевой моде на клетчатые рубахи, рваные джинсы и растянутые кардиганы.
Именно Кобейн подвел черту под эпохой 1980-х и ее пестрым лучезарным оптимизмом. Стало модно быть неудачником, говоря по-молодежному — лузером.
Сослагательное наклонение
А может, ничего не сказал бы Кобейн, поскольку к своим 55 годам давно укрылся бы от мира в каком-нибудь дизайнерском скиту на калифорнийском побережье, превратившись там в тихого затворника вроде Сида Барретта, навсегда травмированного славой, депрессией и героином. Знать этого нам не суждено.
Текущий статус
