Печерский суд в Киеве избрал круглосуточный домашний арест в
качестве меры пресечения одному из самых влиятельных пророссийских политиков
Украины, куму президента России Владимира Путина Виктору Медведчуку, который
обвиняется, среди прочего, в государственной измене, сообщает eNews.
Обвинение требовало поместить Медведчука под арест в СИЗО,
которого он мог избежать при выплате беспрецедентного залога в сумме более 10
млн долларов, пишет bbc.com.
Медведчук заявил, что выполнит условия домашнего ареста и будет
носить электронный браслет. Срок домашнего ареста установлен до 9 июля.
Накануне генеральный прокурор Украины Ирина Венедиктова
заявила, что подписала сообщение о подозрении Медведчука в государственной
измене. По уголовному кодексу Украины виновному в госизмене может грозить до 15
лет тюремного заключения.
Сам Медведчук и его партия «Оппозиционная платформа —
За жизнь», обладающая второй по величине фракцией в Верховной раде,
назвали обвинения в адрес политика политически мотивированными.
Крым, секреты и «Луч»
Выступления прокуроров позволили несколько дополнить
обстоятельства преступлений, совершение которых вменяется Виктору Медведчуку.
Обвинение уверяло, что в неустановленное время, но не позже
марта 2015 года, неустановленные представители России предложили Медведчуку
принять участие в «подрывной деятельности» против Украины. В свою
очередь, Медведчук, который, подчеркнули прокуроры, отрицательно относился к
политическому курсу украинской власти, на это предложение согласился.
В чем состояла подрывная деятельность Медведчука?
Во-первых, рассказали прокуроры, он «создал условия для
разграбления национальных ценностей, которые принадлежат народу Украины».
Речь идет о нефти и газе из месторождения «Глубокая» на черноморском
шельфе вблизи Керчи.
Обвинение уверяло, что до аннексии Крыма разрешением на
разработку этого месторождения владело аффилированное с Медведчуком общество
«Новые проекты», зарегистрированное в Киеве. После аннексии
полуострова, говорили прокуроры, Медведчук передал данные об этом месторождении
«оккупационной власти», а также — с целью продолжения работы на
«Глубокой» — перерегистрировал «Новые проекты» с киевского
адреса на крымский.
Ранее на совместном брифинге генпрокурор Украины Ирина
Венедиктова и глава СБУ Иван Баканов заявили, что для ускорения перерегистрации
«Новых проектов» Медведчук созванивался с тогдашним российским
вице-премьером Дмитрием Козаком, ныне занимающим пост заместителя главы
администрации президента России и возглавляющим российскую делегацию в
трехсторонней контактной группе по урегулированию конфликта в Донбассе.
Впрочем, в выступлениях прокуроров на суде фамилия Козака не прозвучала: они
говорили лишь о неустановленных представителях российской исполнительной
власти.
Обвинение утверждало и что полноценная разработка
«Глубокой» не началась лишь потому, что часть месторождения оказалась
на территории одного из полигонов Черноморского флота в Крыму. Оппоненты Медведчука
заявили, что для начала работ на шельфе общество «Новые проекты»
написало специальное письмо на имя Владимира Путина с просьбой изменить границы
полигона, а правки в этот документ своей рукой вносил сам Медведчук.
Прокуроры заявили, что убытки, которые могло понести
украинское государство в результате деятельности «Новых проектов»,
исчисляются суммой в более 38 млрд гривен (более 13 млрд долларов).
Во-вторых, Виктора Медведчука обвиняют в разглашении
государственной тайны. Прокуроры рассказали, что не позже августа 2020 года
политик «при неустановленных обстоятельствах» получил сведения о
фактическом месторасположении закрытой части Главного управления разведки
министерства обороны Украины, ее личном составе, особенностях боевой подготовки
и планах ее использования.
Подробной информации о данной военной части прокуроры на
суде не раскрыли. Но, по их убеждению, Медведчук решил предоставить эти
секретные данные «в распоряжение иностранного государства» и отправил
их своему товарищу по фракции Тарасу Козаку, который на тот момент пребывал на
территории РФ.
Наконец, в-третьих, прокуроры рассказали об инициированном
представителями России проекте «Луч». Вероятно, речь идет о создании
некоей организации, которая опекала бы граждан Украины, приезжающих в Россию на
работу или учебу.
На самом деле, уверяли обвинители, цели проекта были
несколько иными: от создания некоей инфраструктуры влияния на события на
Украине и выявления потенциальных объектов вербовки российскими спецслужбами до
влияния на результаты украинских выборов и смены внешнеполитического вектора
Киева.
Медведчук, по версии обвинения, должен был содействовать
реализации «Луча» и консультировал его создателей — в частности,
говорили прокуроры, он своей рукой правил концепцию этого проекта, а после
отправил свои заметки в Россию посредством того же Козака.
Прокуроры настаивали на мере пресечения в виде ареста. По их
мнению, Медведчук мог скрыться от следствия, влиять на свидетелей или совершать
новые правонарушения.
«В неофициальных разговорах лица, приближенные к
Медведчуку, говорили, что у них есть связи в правоохранительных и судебных
органах», — витиевато говорил один из обвинителей.
Против Медведчука — одного из самых богатых людей Украины —
играло и его состояние: обвинители скрупулезно пересчитывали материальные
активы политика и указывали, что «указанное имущественное состояние»
является эффективным инструментом для, например, совершения новых
правонарушений.
Впрочем, и это с самого начала осознавали прокуроры, статьи
уголовного кодекса, вменяемые Медведчуку, по украинскому законодательству не
предусматривали безальтернативного ареста политика.
Поэтому они потребовали назначить ему астрономическую сумму
залога в 300 миллионов гривен (более 11 миллионов долларов).
Такие деньги у Медведчука были, но только в теории: дело в
том, что в феврале этого года президент Украины Владимир Зеленский наложил на
политика санкции, которыми, в частности, заблокировал все его банковские счета
и, соответственно, возможность перевести на счет суда сумму залога.
В то же время, в коридорах Печерского суда, где рассматривалось
дело Медведчука, политик излучал оптимизм, уверяя, что у него достаточно много
друзей, способных внести за него средства.
Линия защиты
Виктор Медведчук, часто подчеркивающий, что он является
доктором юридических наук, положил начало спичам своей защиты лично.
«В начале материалов подозрения прозвучал тезис о том,
что Медведчук выступает против политического курса действующей власти. Я могу
подписаться под этими словами. Так было, так есть и так будет», — заявил
он.
«Любые социологические исследования последних месяцев
на тему, правильным ли курсом двигается Украина, показали, что от 75 до 84%
украинцев считают, что Украина двигается в неправильном русле», —
продолжил Медведчук.
В своем спиче он доказывал, что его преследование властью
носит исключительно политический характер — дескать, так власти преследуют
вторую по популярности партию в стране и ее лидера.
Пятеро адвокатов Медведчука отбивали обвинения по нескольким
направлениям.
Во-первых, они утверждали, что уже на начальном этапе этого
дела прокуроры допустили целую массу процессуальных нарушений. Например,
говорили они, почерковедческая экспертиза — именно по ее результатам обвинение
делало выводы о том, что именно Медведчук своей рукой правил документы —
проводилась не на основании оригиналов документов, как это положено, а по
непонятного происхождения графическим файлам на диске. Некоторые образцы
почерка Медведчука, утверждал один из его защитников, датированы еще 1980
годом.
Часть доказательств, представленных прокурорами в суде,
возмущался другой адвокат, — это просто распечатки из интернет-сайтов.
Адвокаты показывали ответ на свой запрос, полученный ими из
Москвы: в нем значилось, что ни Медведчук, ни его супруга не являются
собственниками общества «Новые проекты». Более того, подчеркивали
защитники, реальная добыча углеводородов из месторождения «Глубокая»
не осуществлялась.
Относительно того, что Медведчук мог «слить»
россиянам государственную тайну, адвокаты представили суду документ, из
которого следовало, что на протяжении последнего времени он не обладал доступом
к сведениям, составляющим государственную тайну.
Один из защитников громко возмущался: в 2015 году Медведчук
не «с папочкой под мышкой» решал вопросы «каких-то «Новых
проектов», а занимался освобождением более тысячи украинских граждан,
удерживаемых на неподконтрольных Киеву территориях Донбасса и в России.
Кроме того, адвокаты подчеркивали, что, определяя размер
залога для Медведчука, обвинение исходило из никому не понятных соображений:
цифра в 300 миллионов гривен никак не обоснована, и с таким же успехом туда
можно было вписать, допустим, 50 или 500 миллионов.
Одним словом, адвокаты требовали от суда не назначать
Медведчуку никакой меры пресечения: ни ареста, ни залога. Но, добавляли они,
если уж судья решит иначе, то достаточной мерой стало бы поручительство коллег
Медведчука по фракции «Оппозиционная платформа — За жизнь», два
десятка которых все семь часов заседания находились в жарком зале суда.
После того как защита и обвинение закончили обмениваться
аргументами, судья добавил пару своих вопросов прокурорам.
Кроме вопросов о том, из чего исходило обвинение при
определении суммы залога — на них внятных ответов не последовало — он спросил,
могут ли прокуроры предоставить какие-либо доказательства того, что Медведчук
действительно делился с кем-то секретными военными данными.
Прокуроры отвечали: этих доказательств они презентовать не
могли, поскольку речь идет о секретной информации. Судья взялся распекать
обвинителей, напоминая им, что в законодательстве Украины есть специально
прописанная процедура введения в процесс такой категории данных и иронизируя:
«Нет такой категории (доказательств) как «честное слово»
прокурора».
Судью интересовало также, как прокуроры рассчитывали объем
ущерба, причиненного Украине, от разработки месторождения «Глубокая»,
которое фактически не началось. Те также отвечали без особой уверенности в
голосе.
Одним словом, уход судьи в совещательную комнату давал
некоторые основания для оптимизма и лагерю Медведчука, и обвинителям.
В итоге судья Вячеслав Пидпалый отказал в ходатайстве следствия
об аресте, но и не в полной мере согласился с защитой.
